Одной из характерных черт учителей ушу была их жизненная ненавязчивость, шифу никогда не проповедовал о пользе ушу среди непосвященных, не "зазывал" к себе в школу. "Даодэцзин"
сравнивает осторожность мастера по отношению к жизни с "человеком, переходящим реку по льду зимой".
Учитель ушу как главный, а порой и единственный носитель школы был не просто человеком, лучше других знающий свой стиль. По существу, он человек с абсолютно иным, качественно более высоким восприятием мира как метафизической целостности. Он не только тот, кто лучше всех знает ушу, он и есть манифестация самого ушу.
Подавляющее большинство его последователей навряд ли понимали ту глубину, которую он открывал перед ними, но все попадали под непреодолимо притягательное обаяние его облика - по сути, под влиянием его трансцендентного образа. Именно этот образ, растянутый по времени, и сохранял традицию школы в непрерывности так, что даже со смертью она продолжала жить в учениках.
"ТЕМЕН И ПУСТ"
Интенсивность, чувственность, реальность традиции поддерживались именно представлениями об облике первоучителя, сам же этот образ ковался в мифах, тайных учениях и рассказах о "людях необычайных". Причем этот образ для последователя ушу не был чем-то далеким и расплывчатым, но обладал абсолютной конкретикой, материальностью, ибо всякий ученик осмыслял себя не иначе как преемником этого образа.
О каком образе, в сущности, идет речь? Образ учителя, традиционный для Китая, может показаться для европейца парадоксальным и необычным. Это не прекрасно сложенный атлет, не мудрец, говорящий четкими и меткими афоризмами, что предусматривается канонами греко-римской красоты. Это и не силач, внушающий ужас и поклонение своими подвигами. Облик легендарных мастеров - Бодхидхармы, Чжан Саньфэна - зачастую отталкивающ. У одного огромные уши, нечесанные волосы до земли, другой - хром и безобразен.
Естественно, не стоит считать, что каждый учитель ушу именно таков, реальность подсказывает нам скорее абсолютно противоположное. Речь идет об образе, о собирательном персонаже легенд. И этот образ учителя уродливого и насмешливого - несомненно создание народной культуры, реакция на вычурность и подчеркнутое благородство чиновников, на их самовозвеличивание. Народная культура отреагировала на культуру элитарную созданием некоего. "антисоциального" образа учителя, поклоняясь ему не меньше, чем богам и духам.
Мастер-учитель в китайской традиции противоположен обыденному порядку вещей, он "не таков", он обратен привычности. Это и выражается в подчеркнутом юродстве таких людей. Они противоположны канону не только красоты, но и обучения. Наставник ушу учит не по писанным канонам и не объяснениями, но парадоксами (эту парадоксальность мы встречаем и в чаньбуддизме) - непоколебимым молчанием, пронзительным криком, заставляет ученика то рубить дрова вместо изучения ударов, то часами наблюдать за падающими каплями воды. Поведение мастера ушу сближалось с природной естественностью, спонтанностью действия "вне мысли".