- Не жители - буржуяки, Миша, - возразил Сырцов. - А этих сволочей не грех и грабануть. - Он указал рукой па розовый особняк с колоннами. Смотри, какие хоромы себе понастроили!
Дольников внимательно осмотрел дом, но восхищения не выразил. Сказал:
- Дом как дом. У меня много лучше. И пруд рядом, и березовая роща. - И затих, ожидая взрыва пролетарского гнева. Но Сырцов, как ни странно, не разразился проклятиями, более того, проявил обыкновенное человеческое сочувствие.
- Разграбили? - спросил мягко.
- Наверное.
- Жалко?
- Вас жалко. Облик человеческий теряете.
- Ты как Ворошилов, - хохотнул Сырцов. - Он чуть что: "Гады! Мародеры! Расстреляю, вашу мать!",..,
- Я бы на его месте давно с десяточек к стенке поставил.
Сырцов сделал вид, что не расслышал реплики.
- А Буденный ему в ответ: "Климент Ефремыч, та нехай хлопцы побалуют, нехай буржуяков грабанут!"
- Так это ты с его слов поешь?
- Я, Миша, Семен Михайловича уважаю...
- Слепой ты, Федя, - перебил его Дольников. - Семен Михайлович глупость сморозил, а ты повторяешь... А бойцы за ваши речи будут башкой расплачиваться - Ворошилов умеет слово держать.
Сырцов всей пятерней помял твердые, как камень, монгольские скулы.
- Да, с Думенко он строго обошелся...
Рядовой царской армии Думенко командовал корпусом. Бойцы его боготворили: и рубака лихой, и в обращении прост. И не строг - на многие шалости своих подчиненных смотрел сквозь пальцы, ибо от природы сам был шаловлив, - и выпить не дурак, и до женского пола большой любитель.
Но и Ростове Думенко хватил через край, и, чтобы остановить разбойного атамана, к нему в штаб прибыл комиссар корпуса Микеладзе. И погорячился. Надо бы разбор на утро оставить, когда Думенко, мучаясь совестью и сгорая от стыда за содеянное, обычно падал перед иконами на колени и бился лбом об пол, замаливая грехи. Но Микеладзе, увидев, что гуляет весь штаб, что гулянию этому и конца не видно, не выдержал, грохнул куликом но столу, заорал, сверкая белками изумрудных восточных глаз:
- Пьянку прекратить!
Может быть, Думенко и послушался бы - мужик он, в общем-то, был покладистый, - но подлила масла в огонь юная гимназистка, которую хлопцы пустили по рукам. Выскочив и слезах из соседней комнаты, она, прикрывая руками обнаженную грудь, истошно завопила: "Помогите!"
Микеладзе бросился на помощь, но путь ему преградил Думенко.
- Здесь я командую! - Он ухватил гимназистку за волосы и ткнул библейским личиком в миску с квашеной капустой. - Свои порядки у меня не заводи. - И, обложив комиссара трёхэтажным матом, указал на дверь. - Вон!