- Ну и что?
- Как что? Значит, и ты скоро соображать начнешь.
- Дверь закрой, философ, - беззлобно проворчал Сырцов. - Хату выстудишь,
- Так дымно, - запротестовал Дольников.
- А ты в печку дров подбрось - вытянет. - Сырцов сунул в рот папироску и надолго замолчал.
Дольников бросил в чрево печки два сухих полешка, стащил сапоги, подержал их за лямочки, пристально рассматривая, и неожиданно расхохотался.
- Ты чего? - спросил Сырцов.
- Полковника вспомнил...
- Он действительно с тобой в нлену был?
- Два года.
- Тоже, значит, хлебнул лиха... А как же вы бежали? У них что, охрана хреновая?
- Охрана у них образцовая, но... Нас заразил жаждой свободы Тухачевский...
- Тухачевский? - вскинулся Сырцов. - Он что, тоже с вами сидел?
- Сидел, - кивнул Дольников. - И первым бежал.
- Каким образом?
- Комендант разрешил прогулки вне лагеря, если
пленный давал подписку, скрепленную честным словом...
- Подписку? Насчет чего?
- Что он не будет пытаться бежать... Тухачевский
отказался от подписки, но слово дал...
- И сбежал! - вскочил Сырцов.
- Сбежал.
- Молодец! - Сырцов возбужденно прошелся по комнате, вскинул руку с дымящейся папиросой и вдруг замер, устремив на Дольникова угрюмый, настороженный взгляд. - Мне твой полковник тоже слово дал...Сдержит?
- Сдержит.
- А чем он лучше Тухачевского?
- У них взгляды разные... Тухачевский считает честное слово понятием, предназначенным специально для того, чтобы нарушать его перед дураками...
- А полковник?
- А мы с полковником слово не давали, мы месяц
рыли подземный ход.
Сырцов выкинул папиросу в огонь.
- Ну а воевать твой полковник за нас согласен?
- Просил дать ему возможность подумать до утра.
Вышеславцев Дольникова нп о чем не просил, да и просить не мог воспитан был в другом духе, а Дольников ничего ему и но предлагал, ибо прекрасно знал, что на подобное предложение ему ответили бы презрительной полуулыбочкой, поэтому и солгал Сырцову. А что он мог еще сделать, чтобы хоть как-то оттянуть гибель своего командира?
- Пусть думает, - кивнул Сырцов. - К утру, значит, правильный путь не найдет, в расход пущу.
- Быстр ты, Федя, на руку. - Дольников поставил на печку чайник, сел перед огнем на табуретку и принялся разматывать портяпки.
- А что мне с ним прикажешь делать? В обозе таскать? Или отпустить на все четыре стороны? Как ты его ординарца... Я, значит, теперь догадываюсь, почему ты его отпустил... Ты его узнал! Я прав?
- Ты, Федя, всегда прав, - вздохнул Дольников. - В этом твоя трагедия.
- А твоя в чем? В чем твоя трагедия?
Дольников придвинулся ближе к печке, в глазах изумленно запрыгали отблески огня.