Не хватало одного из филадельфийских идолопоклонников: бывшего владельца президентского особняка Роберта Морриса. Растратив в земельных спекуляциях и других сомнительных инвестициях свое состояние, он оказался в долговой тюрьме. Абигейл помнила Марию Моррис как удивительно красивую женщину, щебечущую, словно птичка, и тянувшуюся к ней. Абигейл посетила скромную обитель миссис Моррис.
Мария побледнела, пала духом, но, увидев Абигейл, приободрилась и нарочито улыбалась.
— Миссис Моррис, вам предстоит прийти ко мне на чай, — сказала Абигейл и взяла руку Марии. — Превратности судьбы не должны лишать нас друзей.
— Госпожа президентша, я не наношу визитов, но не откажу себе в удовольствии прийти к вам.
Миссис Моррис отвернулась и не смогла сдержать слез, прежде чем закроется входная дверь. Абигейл била дрожь, когда она шла по улице. Она подумала: «Чарли спас Нэб от страшной беды: быть женой человека, заточенного на долгие годы в тюрьму».
К ноябрю стало ясно, что началась кампания по выборам в 1800 году. Об этом говорили в гостиной Абигейл, в Конгрессе, в газетах. 3 декабря Джон обратился к Конгрессу нового состава. Внутри круга близких к нему официальных лиц имело место подлинное предательство. Государственный секретарь Пикеринг, долгие годы выступавший как соперник, занял непримиримую позицию, навязывая своему департаменту политический курс без консультации с президентом и стараясь сорвать посланную во Францию миссию.
Смерть Джорджа Вашингтона 14 декабря от простуды (он подхватил ее, объезжая свою плантацию во время снежной бури и града) мгновенно сплотила нацию. Страна погрузилась в траур: колокола глухо звонили целыми днями, по улицам двигались процессии граждан с траурными повязками на руках. Зал Конгресса был задрапирован траурными лентами. С амвонов церквей читались молитвы, в газетах помещались статьи, восхвалявшие генерала, так долго и хорошо служившего стране. Джон Адамс был его наследником, но никто не мог заменить Джорджа Вашингтона.
27 декабря 1799 года приемная Абигейл была как никогда переполнена посетителями, все в трауре.
— Горе не лишает леди выдумки в украшении даже белых платьев, — заметила Джону Абигейл.
Действительно, женщины прицепили эполеты из черного шелка с оборками, надели креповые шляпки с черными перьями или цветами, натянули черные перчатки, или же держали в руках черные веера, или же набрасывали на плечо наподобие военных узкую черную ленту, завязанную на одной стороне.
Абигейл устроила обед для конгрессменов из Нью-Хэмпшира, Массачусетса и Коннектикута и для их жен. Через несколько дней она пригласила судей Верховного суда с женами, а также находившихся в городе выездных судей. Она не обманывалась: такие приемы важны для благоденствия Союза и предстоящих выборов.