Ну да, и что? Один к одному определение романа.
А вот еще: «Убирать балки, менять опоры таким образом, чтобы дом не шелохнулся».
Или еще, пассаж из «О тайных фракциях», в основе — четыре целых числа (Небо, Земля, Ветер, Облака), четыре фракции (Дракон, Тигр, Птица, Змея), кроме того, одна фракция лишняя, но какая? Так ли важно нам знать, что ось Восток-Запад называется Небесным равновесием, в то время как ось Север-Юг управляет Землей? Нам вполне хватает и метеосводок. Может, нас вновь хотят погрузить в концепцию Природы, которую мы давно уже забыли? К чему вся эта агитация?
Нет, вернемся к старому доброму семейному роману, который уже доказал, что основан на хорошем знании психологии, и продолжает доказывать. Не без горчинки, но так уж положено. Модернизированная инструкция по применению продается в любом супермаркете. Опыты в области генетики, ненависть полов и отдел «Все для геев» нас защищают и охраняют. В нас зарождается новый гуманизм. Праздники, полиция, войны, катастрофы, праздники, полиция, новые праздники. Восторженный бег к краю пропасти, включите звуковое сопровождение.
Клара хочет еще раз увидеть Фрагонара из Фрик коллекшн[16]. Идем туда утром, рука об руку. На ней черные шерстяные перчатки, я стараюсь как можно меньше нажимать на ее пальцы, кисть, руку. Она не приемлет подобного рода контакты. Мы чувствуем себя уверенно.
Погода по-прежнему прекрасная, свежо, можно подумать, что синева потому так и полыхает, что хочет стереть самое себя. В квартире Доры, на четырнадцатом этаже, солнце только что сверкнуло мне прямо в глаза, когда я писал.
Вот, наконец, мы перед панно. Почему они закончены в Нью-Йорке? В каком порядке следует их читать? Выбор есть: «Успехи любви» (или «Мечтания»), «Любовные письма», «Настойчивые ухаживания», «Возлюбленный, увенчанный короной» и, самое странное из всех, «Встреча».
У этого французского художника, которого ненавидят все закомплексованные создания на свете, все остается противоречивым, открытым, без какого бы то ни было разрешения. Столько всего совершается, и ничего не происходит. Мы словно во вспышке за секунду за, или за секунду после. Затем ничего справа, ничего слева, у сцены нет ни входа, ни выхода. Его интересует сам момент появления, здесь, прямо посреди леса, или в тщательно возделанных садах, в цветущем розарии. Есть еще статуи, порой кажущиеся более живыми, чем люди, жизнерадостные окаменения, застывшие движения, притворные изумления, подавленные крики, много рук, существующих отдельно от тела, позы, вызывающие смех. Растительность — это и есть место действия, кружевной зонтик — словно финальная точка. Взгляды могут различаться, любые сходства приводят к развязке, счастливые встречи длятся ровно столько, сколько нужно, чтобы успеть ухватить их в красках. Это комедия случайностей, что разыгрывается между бабочками-людьми, личность установить не представляется возможным. Случайное предлагается, словно качели в глубине. Есть, разумеется, хождения по кругу, вибрация, возбуждение, какое-то оживление то там, то тут. Танцуют с завязанными глазами, смотрят вдаль через подзорную трубу, слепые и зрячие, касаются друг друга, теряют, меняются местами. Но пароль, и это понимают все, таков: рассеивание. Встреча — это фиксированная вспышка, случайность, чудо. Мужчина, женщина, они почти сходны, и от этого еще более различны. Их чествует растительное изобилие, трепещущие деревья, мгновенно распускающиеся цветы, но все вот-вот растворится, рассыплется, чтобы возродиться в то же самое мгновение, или чуть позже, а может быть, и никогда. Невидимое дыхание наполняет картины. Листва и водопады все понимают. Это праздник в стране, отменившей все прочие страны, взгляд, никуда не направленный.