Мания страсти (Соллерс) - страница 137
Но вот мирная хижина одинокого отшельника в самом сердце Нью-Йорка. Мы видим ее словно парящую в воздухе, чуть выступающую за край, слева, в картине «Последнее уединение». Остальной пейзаж почти неразличим. Просвещенный комментатор прав, когда утверждает: «Без всякого сомнения, „ташистский“ гений Чу Та ведет себя здесь с королевской непринужденностью. Окружающий мир стирается, уходит в отставку, сжимается до нескольких путаных линий». Чуть дальше крошечный силуэт человека, погруженного в размышления, с запрокинутым вверх лицом, сидящего на краю пустоты. Горы огромны и непреодолимы, но словно приподняты, словно чем-то впитаны и поглощены. Мы внутри, мы снаружи, мы не внутри и не снаружи, материя плотная и ноздреватая, ее величина известна, как и малейшие закоулки и тайники. Было только это? Эта плотность, эта тяжесть, это беспорядочное нагромождение атомов? Ладно, проскальзываем быстро, на спине ослика, словно в зеркале. «Одинокий путник» говорит это очень ясно, послушайте его профиль и сероватые тона. Он проплывает по облупившейся стене, этот беглец, после него хоть потоп, он спешит покинуть империю теней. Он всего лишь скользит в этой долине, никто не ждет его и не рассчитывает на него. Он свободен. Он только что сбежал. И это единственный совет, который может он дать.
Все озарять? Давать без счета?
Так это пятьдесят пятая гексаграмма, Фын, «Изобилие».
Вверху возбуждение, гром. Внизу сцепление, огонь.
Идеограмма изображает груженый зерном корабль или рог изобилия.
Комментарий: нужно давать волю своим чувствам, быть безудержным, обильным. Нужно быть, как полуденное солнце, которое освещает все вокруг и изгоняет земные тени. Почему бы и нет?
Выхожу из «Метрополитена», беру такси по направлению к Гудзону. Нью-Йорк — это город, который не перестает изменяться, шевелиться. Я не могу найти места, где можно было бы лечь, растянувшись на деревянном плоту посреди реки. Тем хуже, огромная масса воды здесь, блестит холодным синим цветом. Около часа хожу по набережным, потом иду вверх, по направлению к Доре.
Она спит в самолете рядом со мной, часто ее волосы попадают мне в рот, и это очень приятно. Семь часов полета — и вот Париж, парк, ванна, маленькие размеры. У Доры назначена встреча, она уходит. Я отправляюсь в библиотеку. Не зажигаю света. Жду.
Я думаю о тех, кто, подобно мне, давно уже порвали с тайной, подпольной жизнью, о тех мужчинах и женщинах, чье существование напоминает настоящий роман. Маскировка, сдержанность, стремительность, множество документов на разные случаи… Беру с полки старого Сирано в обложке из слоновой кости, вот он уже под красной лампой: «Луна была полной, небо затянуто…» Закрываю том, ставлю его на место.