Китайская мудрость гласит:
«Есть писатели, чье перо никогда не находит своего сюжета, есть те, чье перо находит его время от времени или даже всегда. Но есть писатели, очень немногие, которые еще до того, как берут свое перо, после того, как они взяли его и даже если они его и вовсе не брали, всегда находят свой сюжет».
Я бы хотел, прежде чем наступит мое время уйти, стать «писателем» такого рода. Перо, тростник, невидимый стебелек, дуновение ветра, запястье, которым водят непосредственно сердечные ритмы, сквозняк, смещение и исчезновение теней. Разумеется, речь идет о существовании в непосредственной реальности, а не о написании книги. То есть, разумеется, публиковать результаты своих опытов не запрещено. Когда в свое время я слышал разговоры — и не самые глупые — о Революции, я думал: «Именно этого они и хотят, сами того не зная, они полагают, будто обязаны сформулировать свою мысль с помощью готовых фраз, но ведь в расчет принимается лишь намерение, им бы хотелось оказаться на свободной поверхности, вот и все». Но я ошибался: большинство ненавидит свободную свободу, и в действительности мечтает о диктатуре, основанной на их собственных горьких воспоминаниях. Здесь довольно часто преуспевали именно женщины, более тонкие, более внимательные. Во фразах ниспровергающих или, напротив, уступающих, женщины дадут сто очков вперед. Когда намечается движение, они зачастую первые (причем являются издалека), когда все толпится и клубится, они еще больше преувеличивают (очевидно, из страха). Они более радикальны во всем, как в агрессивности, так и в миролюбии. У них нет переходной ступени от манерной пасторали до желания убить. Восхищенная девочка, разъяренная девушка. Хорошенькая инфанта, «вязальщица» из Конвента. Родовые муки, злобные суки. Благость, убогость. Они преуспели в детективных романах, это общеизвестный факт, трупов они не боятся.
«Революция — это полная страстей драма», — сказал некогда Китаец с головой, подобной полной луне или венецианской тыкве, старая мифическая морская черепаха, невозмутимый пекинский сумасшедший, а я перевел это для себя так: «Революция — это постоянно меняющаяся драма, навязчивая страсть, история любви, которая никогда не является такой, какой ее представляешь». На собраниях, войдя в роль Писателя, я говорил мало, да и слушал не больше, разве что когда слово брал Франсуа, но это, полагаю, из-за его дикции, его познаний и его ума, что проявлялся во фразах неожиданных, насыщенных, логичных. Он был, разумеется, безумен, как и все мы, но по-иному. «В действительности, никогда не оспаривают принцип существования, не оспаривая при этом все формы языка, свойственные этому принципу». Да, это мне подходило. То же самое, протестуя против публичности, свойственной времени, целью было «представить реальность жизни как путешествие, целью которого является оно само». Прекрасно, хороший замысел, немедленное исполнение: слова, жесты, воспоминания, смещения, периоды сна, любовь. Социальная ложь, эта непрекращающаяся опиумная война