Выйдя на улицу, Борис услышал спокойный голос:
— Теперь войне каюк.
Он обернулся и, увидев Семена Грачева, обрадовался тому, что Семен жив. Тот уже совсем оправился от испуга. Прислонив винтовку к серой стене дома, он крутил цигарку и ласково кивнул Борису.
По панели от Литейного проспекта шел немолодой штабс-капитан. Гвардейский солдат, проходя мимо него, задел его по лицу винтовкой и не обернулся даже. Офицер остановился и строго поглядел ему вслед. Это его движение было сейчас же замечено. И выскочивший из толпы Козловский замахнулся винтовкой, собираясь всадить офицеру штык в живот. В тот же миг Борис очутился тут. Он схватил унтера за руку и оттолкнул.
— Сволочь! — закричал он. — Ты-то как смеешь? Сам ты что делал?
Он увидел на рукаве офицерской шинели, у обшлага три золотые полоски и сказал, обращаясь к солдатам:
— Трижды на фронте человек ранен.
У штабс-капитана прыгали губы, и он выговаривал невнятно:
— Я не з-знал… ч-что у вас… б-б-беспорядки… Я на сб-сборный п-пункт… б-б-братцы…
Он никогда в жизни не заикался. С этого момента он стал заикой.
Он пошел в ближайшие ворота, держась обеими руками за живот и сгибаясь так, словно в тело ему врезался уже холодный штык.
Солдаты беспорядочно стреляли в воздух. Но уже взад и вперед по Кирочной улице носился верхом на холеной офицерской лошади вывалянный в снегу высокий тощий подпрапорщик, напомнивший Борису белоруса, который рассказывал ему о гибели единственного сына. Он кричал:
— Направо! Все направо!
Гвардейцы строили солдат и хрипло командовали «смирно!», стараясь внести в движение хоть какой-нибудь порядок. И Борис видел, как его взводный покорно встал в отделение, составленное из волынцев, преображенцев, литовцев и саперов. Старый службист совсем обалдел. В этой новой армии он мог быть только молодым, неопытным новобранцем.
Солдаты шли к Литейному проспекту. Они остановились перед казармами жандармов. Дневальный собрался было стрелять, но его вмиг обезоружили, и жандармы сдались, не сопротивляясь. Юнкера школы саперных прапорщиков немедленно присоединились к восставшим.
Никто не мог свернуть с Кирочной улицы в сторону, в переулки: патрули не пускали.
У здания армии и флота остановились надолго.
Молодой волынец предложил:
— Тут живут офицеры. Может, они согласятся с нами?
Солдаты угрюмо молчали.
Борис выбрался из толпы. Выбравшись, обернулся и увидел Козловского, который сказал ему:
— Погоди. Намучаешься у меня еще.
Унтер щурил левый глаз, и тощее лицо его дергалось. А Борис думал о полковнике Херинге. И еще о том, что он только на миг повернул события в ту сторону, в которую хотел, а дальше события потащили его за шиворот и он никак не мог бы уже управлять ими.