— Разрешите? — раздался голос. Александр оглянулся — Данилкин стоял рядом со столиком. В одной руке у него была бутылка коньяка, в другой — боржоми.
Панин молча показал на стул. Режиссер поставил на стол свои бутылки — марочный грузинский коньяк был уже ополовинен — и тяжело сел. С минуту он молча смотрел на Панина, и тот не увидел в его глазах злости. Скорее, усталость.
— А вы, капитан, в миноре,— наконец сказал Данилкин.
— Майор,— поправил Панин, ощетинившийся в ожидании крутого разговора.
— Так это же прекрасно! Есть повод! — Данилкин взялся за бутылку, чтобы разлить коньяк, но Панин прикрыл свою рюмку ладонью.
— Что так? — удивился режиссер. В его удивлении не было никакого наигрыша. Только искреннее удивление. Панину стало стыдно за свой жест.
— Извините, я джин заказал…
— Похвально! А я думал, что работники уголовного розыска предпочитают русскую горькую.
В это время официант принес Панину графин с джином, бутылку тоника с ободранной для камуфляжа этикеткой, закуску.
— А я вот, Кира, знакомого встретил,— сказал Данилкин официанту.
— Вы за свой столик не вернетесь? — деловито поинтересовался парень, не посчитав даже нужным отреагировать на слова режиссера.
— Не вернусь, Кира, я, может быть, никуда не вернусь. Но тебя это не интересует. Тебя интересуют клиенты на освободившийся столик.
Только сейчас Панин понял, что полбутылки коньяка не прошли для режиссера даром.
— Вы не обижайтесь, Валерий Николаевич,— почти ласково сказал официант.— Мы теперь на подряде, каждый клиент на счету. Но для вас пустой столик можем хоть сутки держать.
Когда официант удалился, Данилкин выразительно посмотрел на Панина, словно говоря: «Видишь, милиционер, как меня тут все уважают?»
— Так выпьем или черта с два?
— Может быть, джин? — предложил Панин, берясь за графин.
— В другой раз,— Данилкин налил себе коньяк, поднял рюмку и опять внимательно, совершенно трезвыми глазами посмотрел на Панина. Он был еще бледнее, чем всегда, только на щеках выступили маленькие красные пятнышки. Бледность и худобу режиссера еще больше подчеркивал тонкий, плотно облегающий торс синий свитер.
— За вас, Панин. Все-таки вы спасли этого подонка. Псу живому лучше, чем мертвому льву.
Они выпили. Услышав такой тост, Панин даже забыл разбавить свой джин тоником и почувствовал, как обжигающая волна разлилась по всему телу.
— Я вам доставил много неприятностей,— сказал он.— Извините. Но вы оказались твердым орешком.
— А вы привыкли каждый орех раскалывать?
— Ситуация сложилась жесткая, Валерий Николаевич. Пришлось быть навязчивым.