Клюфту хоть и было двадцать, но выглядел он старше своих лет. Высокий, стройный, с темными волнистыми волосами, зачесанными назад. Голубые глаза и немного выдвинутые скулы придавали его образу некую мужественную романтичность. А быстро отрастающая щетина добавляла его лицу мужской шарм и делала его старше лет на пять.
Павел нравился женщинам. Многие сотрудницы редакции бросали на него томные взгляды. Но Клюфт дал себе зарок – никаких любовных романов на работе. Да и была в его жизни женщина, которая все потуги местных красоток сводила «на нет».
Клюфт присел пару раз и, откусив от намокшей папиросы кусочек гильзы, сплюнул его на пол. Павел собирался вернуться и продолжить печатать, но неожиданно открылась дверь, и в проеме показался силуэт грузной и высокой женщины, одетой в фуфайку. Это была корректор газеты Вера Сергеевна Пончикова. Она с презрением и каким-то злорадным любопытством смотрела на Клюфта.
Тот замер и почувствовал внутренний дискомфорт, словно его застали за чем-то постыдным и преступным.
Вера пялилась маленькими глазками молча, оценивая обстановку. Хмыкнула и басовито молвила:
– Ну что, спортсмен-ударник, иди к главному! Вызывает! Сейчас взбучку получишь!
Клюфт виновато улыбнулся. Он знал: Пончикова готова его выжить из коллектива газеты. Она не любила Павла. За что, он так и не понял. Но он знал: эту толстую тетку нужно опасаться. Тем более что она – комсорг газеты.
Пончикова покосилась на стол, на котором стояла машинка. Скривив мерзкую улыбку, больше похожую на оскал, язвительно добавила:
– А вот курить так тоже нельзя! Окурки-то, небось, в щели пихаешь? А?
Клюфт пожал плечами и виновато ответил:
– Вера Сергеевна! Что вы? Я всегда за собой убираю. Всегда!
– А статью-то, небось, так еще и не написал! А ведь завтра ее в номер сдавать! – словно не слыша ответа Павла, радостно пробубнила Пончикова.
– Да нет! Уже почти готова! – соврал Павел.
– Ну-ну… Завтра посмотрим! И почему такому вот неопытному такие важные для нынешнего момента страны темы дают?! Нет! Надо этот вопрос на очередном заседании нашей комсомольской ячейки поставить! – рявкнула Пончикова и, развернувшись, растворилась в полумраке коридора.
Клюфт тяжело вздохнул. Печально посмотрел на одинокий листочек бумаги, торчавший в печатной машинке. Затушил окурок папиросы о каблук и, засунув «бычок» в одну из щелей дверного косяка, направился в кабинет к «главному».
Идя по коридору, он предчувствовал: разговор будет тяжелый. В такой поздний час в редакции уже никого не было. Свет в коридоре горел лишь рядом с приемной редактора. Маленькая тусклая лампочка под потолком с трудом боролась с мраком. Павел открыл тяжелую резную дверь приемной и остановился. Темнота в помещении немного напугала. Стол секретарши, заваленный бумагами и газетами, казался зловещим сказочным существом. То ли драконом, то ли крокодилом-мутантом. Клюфт сжал кулаки и шагнул в темноту. На ощупь нашел ручку двери кабинета редактора. Прежде чем постучать, Павел погладил ладонью по оббитой дерматином поверхности. Она была совсем холодной. Клюфт тяжело вздохнул и дернул ручку на себя, в последний момент, вспомнив, что нужно было все-таки постучать. Но было поздно. Петли предательски скрипнули.