— Еще какая! — говорит она и громко смеется.
Я прощаюсь с детективным писателем и вешаю трубку.
Тая сажает меня за стол и смотрит.
— Тая, у меня такой нескромный к вам вопрос: а как мы вчера доехали?
— На машине.
— На чьей?
— На нашей.
— А кто нас привез?
— Алешенька, золотко мое, вы совсем не помните, как танцевали вчера на льду, на пруду, а потом устроили ралли в проходных дворах? Которое мне безумно понравилось. Я восхищалась вами.
— Но я вел себя пристойно?
— Еще как… к сожалению.
Она рассмеялась, увидя мое лицо.
— Что, совсем опозорился?
— Ну, такого с вами никогда не бывает…
— А что? Прямо скажем…
— Все было прекрасно, и вы вели себя, как джентльмен.
Запах душистого чая разглаживает мои ноздри. А что все-таки было вчера ночью?
Я смотрю на ее шею и вижу красное с темным переливом пятно. У нее соблазнительная шея.
— А это что такое?
— В народе, по-моему, называется «любимчиком».
Я невероятно смущаюсь.
— Господи, неужели я это сделал? Это же засос?!
Она загадочно улыбается.
— Жаль, что вы не делаете этого чаще…
— Как же вы пойдете в театр?
— Театр — это чепуха, — говорит она философски, — сегодня вечером мы приглашены на обед к мамуле.
— Вы хотите сказать, что будет сам великий…
— И он тоже — будет…
Я берусь за голову и собираюсь искать где-нибудь пепел.
— Тая, я прошу великого прошения.
Она подходит и обнимает меня.
— За что? Вы были вчера неподражаемы и доставили мне большое удовольствие. За которое я вам благодарна.
Я целую ее шею, осторожно касаясь отека. Это ж нужно…
— Какие у вас сегодня планы?
— В два часа большой футбол, потом баня — с пивом, а потом я в вашем распоряжении.
— Как это прекрасно звучит: в «моем распоряжении», — тянет она слова. — Скажите еще раз.
Я говорю. Она закрывает веками большие глаза.
— А до этого какие планы? — Она берется за мое полотенце, обвязанное вокруг бедер.
— До этого… — раздумываю я, — собираюсь смыть позор вчерашней ночи.
Она берется за верхнюю пуговичку лифчика.
— Ну, никакого позора не было… До завтрака или после?..
— Вместо!
— Ну, выпейте хотя бы чай! Вам нужны силы…
— Должен заслужить — в бою!..
Я едва успеваю попробовать чай. С полотенцем она разбирается сама. Большим, махровым… С ее телом разбираюсь — я.
До матча я успеваю заехать на кладбище. И так каждый день — с утра я заезжал к папе на кладбище. Но никакого знака, вести он мне не подал. Я должен был принести мои книжки на его могилу, изданные на земле, где он родился. Чтобы доказать, что из меня получилось что-то. Он всегда меня считал…
Я начинаю с защиты, Аввакум играет чистильщиком-дирижером и орет на всех страшно, кроме меня. Но и до моих костей доберется. Играем восемь на восемь. Кривоногий профессионал, который играл с Аввакумом когда-то в сборной, вминает меня резко в бортик, но мяч я не теряю. Аввакум говорит ему, что мы сюда «не убиваться» пришли и чтобы он соображал, что делает. Тому все до лампочки, и он опять рвется к нашим воротам.