Я разгружаю пакеты, полные провизии, а он с аристократической улыбкой принимает их из моих рук.
— Алексей, мой милый америкашка, сколько ж мы не виделись?
— С того самого момента, как праздновали мой первый прилет в ваши пенаты — в доме Певца.
— Хорошо сидели. Сколько у вас милых дам было! Сейчас так не посидишь. Все изменилось. Не знаем, будет ли хлеб завтра в булочной.
Я смотрю на гениальное лицо актера и думаю. С ужасом осознаю, что забыл свою камеру: как горько я буду сожалеть об этом — года. Как свет падал на его лицо!..
— Зачем же вы себя так утруждали, столько понавезли?
Я пожимаю неловко плечами.
— Я должен угостить вас хотя бы чаем с бутербродами. Сам не завтракал, ждал. Какая прелесть, черная и красная икра! Я уже забыл, как она выглядит.
Я снял быстро туфли. В Империи в гостях всегда надо снимать туфли. Вошла грациозная девушка.
— Познакомьтесь, это моя дочь Анна — балерина. Это Алексей Сирин — американский писатель, нашего происхождения.
Она протянула мне руку. Я не знал, что у Платинового такая взрослая дочь.
— Я пошла, папочка, у меня классы. — И она грациозно попрощалась с нами.
Мы сели за маленький стол у окна.
— Я видел вчера вас по телевизору, показывали рекламу нового фильма «Ловушка для кошки».
— Был такой грех, в прошлом году в Лиссе снимали, на море.
Меня укололо упоминание Лисса и моря.
— А кто была «кошка»? Спина поразительная.
— Актриса Ирина Хмелева, из молодого поколения.
— И как она как актриса?
— Как все они: играет. Как там ваша Америка? Мое приглашение в гости все еще остается в силе?
— Конечно, в любое время. Вы знаете, мой дом — ваш дом.
— Билет много долларов стоит. Актерам у нас не платят столько.
— Даже великим?
— Тем более великим.
— С этим все будет улажено, вам приезд ничего не будет стоить.
— Спасибо, Алеша. Я заранее признателен.
Мы пьем американский чай в пакетиках, и я надкусываю бутерброд с сыром и помидором.
В час дня стучу в массивную металлическую дверь Джорджа на девятом этаже. Я думаю, такую дверь даже гранатой не взорвать. Интересно, что он там хранит?
Джордж благосклонно принимает большую сумку, набитую его заказами, в ответ он даже забывает сказать «спасибо». Он просит поставить ее на пол, поближе к нему, и начинает жаловаться на сломанную руку.
Я посочувствовал его ситуации. Он жаловался, он ныл. Изо рта Джорджа почему-то пахло гнилью. Он совсем не походил на того цветущего бонвивана, которого я встретил всего полгода назад.
Извинившись, я удалился помыть руки. Ванная и туалет были неубраны. На подгнивших перекладинах висели интимные, застиранные принадлежности мужа и жены. Мыло квасилось в сломанной мыльнице. Я не мог пересилить себя к нему прикоснуться. Вокруг стоял дурной запах запущенности, упадка, развала. Все гнило.