Для проформы его спросили:
— Фамилия, имя отчество, год рождения?
— Агап Витькин, — ответил Витька, зная, что в милиции не всегда надо говорить то, что знаешь. То, что известно тебе с самого рождения.
Его опять спросили:
— Ты знаешь, что совершил нападение, Витькин, на представителя власти.
— Не-а, — ответил Витька.
— И что оказывал и продолжаешь оказывать сопротивление при доставке в отделение милиции.
— По-моему, я стою со связанными руками и ничего никому не оказываю.
— Как же не оказываешь. — Верзила, быстро подскочив к Витьке, двумя широко раскрытыми ладонями ударил его по ушам. Что-то щелкнуло адски больно, и Витьке захотелось сесть на пол и вырвать, но он устоял.
Сидящий за протоколом что-то говорил, но Витька не различал слов, он не слышал, потом и видеть стал смутно, потому что какие-то капли влаги закуролесили в глазах.
Через некоторое время слух вернулся, но в перепонках барабанных стоял дикий зуд: их хотелось чесать, ковырять в ушах пальцами, раздирать, только бы прошел этот нечеловеческий зуд и шум.
«Без следов бьют, — вспомнил Витька, — ладно, за Бена можно и потерпеть».
— Так вы не оказывали и не оказываете сопротивления, а зачем пытались вытянуть сзади руки из веревки?
— Уши, — коротко ответил Витька.
— Ах, ты еще делаешь вид, что не слышишь, а замахиваться на власть, гнилье пьяное..
Верзила сделал шаг и сапогом что было мочи ударил Вите в пах.
А-а-а… Он волчком бешеным закрутился по полу. Стоявшие сзади вдруг, как по мановению дирижерской палочки, стали бить ногами в Витькины почки. Он не видел, только чувствовал, потом уже и чувствовать перестал: боль роилась и билась во все места. Уже угасая в сознательной мысли, он услышал чье-то пришептывание:
«Только без следов, без, только, следов…»
Потом он переступил в бессознание.
Сколько он там пробыл, он не знал, да это было и неважно, важным было, что он вернулся оттуда, из бессознания, не оставшись там, и попытался сесть на полу. Боль тысячью иголками, а где-то шомполами, дорвавшись, набросилась на его тело. Он застонал, но невольно, потому что не хотел перед ними выказывать себя, ведь они его еще не знали, а знакомство, считал он, всегда должно быть приятно и таинственно. Не было смысла раскрываться. «Однако перерезвились ребята», — подумал он.
И как-то перестал думать о том, что все — мужики, что из одного теста сделаны и — все хорошие. Эти мысли отвалились, как отбитые. Осталась одна только боль, саднящая в боках почках и пахе.
Он кувырнулся на плечо, оперся, толкнул чуть корпус назад и очутился на колене, подтянул второе и встал на два. Он — Витька Агапов — перед этим мусорьем на коленях. Ничего. Ему нужно только минут пять.