Лиса кого-то напоминает. В памяти смутно что-то такое мелькает, да только не сосредоточиться, не ухватиться за маячащий хвост. Как будто был уже кто-то такой же рядом. Когда-то. Только белый, а не чёрный. И не зимой, а весной, и не ночью встреченный, а в самый разгар дня…
Или не было. Может, это всё придумано, приснилось?
Какая разница? Ведь весь этот нелепый город, похожий на лоскутное одеяло, тоже выглядит зыбким миражом, в котором реально только то, что происходит здесь и сейчас.
Она увивается рядом с лисой, всё пытаясь заглянуть в глаза. В свете дня её удается разглядеть получше. На первый взгляд гордо держащийся чёрный зверь с густой шубой оказывается таким же потрепанным жизнью. Из бока выдернут клок шерсти, лапы в укусах мышей, одно ухо обвисло. Но в счастливых глазах волчицы, нашедшей себе подругу, все эти мелочи тают, исчезают, незаметными отступают на задний план. Она видит только такого же чёрного зверя, который неуловимо похож на кого-то знакомого, родного, близкого…
Ушедшего.
Лисица с любопытством следит за своей новой знакомой, оставаясь для неё незаметной. Выглядывает из кустов, когда волчица снова приходит в парк, ища её и иногда вопросительно тявкая в тишину: «где же ты?».
Никого не найдя, та понуро уходит, а лиса осторожно тенью выглядывает из-под забора, и её жёлтые глазки огоньками смотрят вслед. Лиса давно стала куда осторожнее в выборе «друзей», сначала приглядывается, присматривается к ним и их действиям, прежде чем самой подойти ближе.
Они пересекаются пару раз в городе, но чаще всего — на свалке на окраине.
Лисица незаметна и почти не издает запаха, однако волчок каким-то образом умудряется замечать на себе её взгляд, сама находить её и прибегать, оглашая окрестности радостным тявканьем.
Лисе остается только вздыхать: вся маскировка насмарку.
Волчья морда настойчиво пыталась сократить дистанцию, будто не понимая, что компания лисе не так уж и нужна. Впрочем, отодвигать её было бесполезно. Пускай. Пускай прибежит, посидит рядом. Только воет она как-то уж слишком надсадно, болезненно, и от этого воя лисица ежится.
Ей тоже холодно, очень холодно, и волчий плач напоминает о собственных невзгодах.
Она понимает всё, о чём «плачет» это существо рядом.
Лучше бы не понимала. Когда в следующий раз волк завоет, ей бы хотелось оказаться где-нибудь подальше. Разошедшиеся шрамы под шкурой так трудно скрывать. У её соседки все раны на виду — и окружающие существа пытаются на них кинуться, завидев слабые места. Той бы было куда легче, если бы она умела скрывать окровавленные бока. Прятаться. Быть незаметной. Тихой.