— Кто такой?
— Зорик. Так мы все зовем его. Захар Галло. Он в городской управе заведует выдачей пропусков.
Иван поморщился, будто от зубной боли.
— Что-то не нравится мне ваше предложение... Может, лучшее что-нибудь придумаете?
— Зачем лучшее? Не нужно лучшего. Не сомневайтесь, я все время присматриваюсь к этому хлопцу — наш... Мать его — уборщица в школе, рос он без отца, в труде, в бедности. А воспитали его школа и комсомольская организация. Мне кажется, неплохо воспитали. Попробуйте проверить. В его руках и печати и пропуска.
— Что ж, если вы так уверены, рискнем. Приведите его, поговорим.
— А я вам помогу, если нужно будет что-нибудь писать по-немецки. Можете рассчитывать на меня.
— Спасибо. Обязательно попросим вас.
На другой день она пришла с Зориком. Это был совсем молодой хлопец, в котором удивительно сочетались физическая сила и нежность. Со всеми он был очень ласковый, услужливый. Можно было подумать, что он выпестован богатыми родителями, с первых жизненных шагов приучен к деликатному обхождению и не имеет никакого представления о суровых условиях действительности. Своей внимательностью к людям, милой приветливостью он сразу же завоевывал симпатии тех, с кем встречался.
Когда их начали знакомить, Зорик признался Ивану Харитоновичу:
— А я вас знаю. С большим удовольствием всегда слушал вас в театре и, откровенно скажу, очень рад познакомиться...
— Благодарю, мне также приятно познакомиться с вами. Скажите, давно вы работаете в управе?
— Начал вскоре после ее организации.
— Ну и как вам нравится ваша работа?
Зорик весело засмеялся:
— Очень нравится. Будто в театре сатиры и юмора сижу. Что ни минута, то новая интересная сценка. Таких дураков, как мой шеф Тумаш и его друзья, во всем мире не найдешь.
— Почему вы считаете, что они дураки?
— Мне Ольга Александровна сказала, что все в вашей семье — честные советские люди, поэтому я буду говорить откровенно. Если бы вы хоть часок побыли с Тумашом, сами увидели бы, какая это никчемность. Сдается, что его только что вытащили из консервной банки и, даже не отряхнув, так мокрого и пихнули в кресло городского головы.
Потом Галло рассказал, какие тупые и ограниченные люди все эти белорусские националисты. От них отрекся народ, проклял их, и они чувствуют это, а потому ненавидят весь свет. Кроме ненависти, у них ничего за душой нет.
— Гитлеровцам они нужны временно, пока те «осваивают» Беларусь, — уже взволнованно говорил Зорик. — Я уверен, что скоро и фашисты дадут им коленом под мягкое место. Зачем Гитлеру такая бездарь? Они даже белорусского языка не знают. Разве язык, на котором разговаривают между собой Ивановский с Акинчицем, можно назвать белорусским?