— Любуйся на дело своих рук и хорошо запомни, что коммунисты не простят тебе этого. Теперь у тебя только одна дорога — с нами. И служить ты будешь всей душой. Если что-нибудь сделаешь не так, я собственной рукой с наслаждением застрелю тебя. Заруби себе это на носу.
Предатель ничего не ответил. Он знал, что шеф выполнит свое обещание.
В вершинах могучих тополей, кленов и ясеней пронзительно свистел ветер. По небу плыли низкие, грязные тучи, начал моросить мелкий холодный дождь вперемежку со снежной крупой.
Город коченел от холода и бесприютности.
Трудно определить, что наложило свой отпечаток на юго-восточную окраину Минска за Червенским рынком: может, река Свислочь, которая прихотливо вьется в низких, заросших осокой берегах, может, железная дорога, что проходит почти по самым огородам. Такая же окраина, как все, и вместе с тем не похожа на другие. Тут господствует какая-то особенная тишина, провинциальность. Кажется, что это не часть города, а большая старая деревня с одноэтажными домами, заборами, цветами и садиками. Окна в домах — с украшенными узорной резьбой наличниками. С первого взгляда дома здесь как близнецы, но если внимательно присмотришься, то увидишь, что все они совершенно разные, как и их хозяева.
Особенно сильно напоминает деревню Луговая улица. Незамощенная, с травой на обочинах, она неожиданно упирается в самую Свислочь, затем круто поворачивает вдоль берега. Володя Омельянюк должен был хорошо присматриваться, чтобы не минуть дом, куда его пригласили подпольщики.
Вот и нужный номер. Через калитку Володя попадает в небольшой тесноватый двор. Настороженный взгляд замечает все, что может пригодиться в трудный момент. Возле сарайчика — запасной выход. В случае налета полиции можно прыгнуть через изгородь в сад, а оттуда — на берег Свислочи.
День стоял серый, холодный. Сырой ветерок пронизывал насквозь. Но Володя не обращал внимания на это. На душе было светло, радостно. Наконец установлен контакт с подпольщиками других районов Минска. Сегодня — первое объединенное собрание, на котором силы коммунистов города будут собраны в единый кулак.
Не один Володя ждал наступления такого момента. Много раз об этом говорил он со Степаном Зайцем, с Николаем Шугаевым, Арсеном Калиновским, Василем Жудро. Рассуждали и так: пока не установится связь с подпольным горкомом партии, взять на себя его функции и самим возглавить борьбу советских патриотов Минска.
Хотя домик, куда шел Володя, находился в городе, он очень напоминал чистенькую деревенскую хату. Сразу же из коридорчика Володя попал в столовую. Здесь разделся, повесил шляпу на длинный гвоздь, торчавший в стене, пригладил волосы. Почти вся стена была обвешана мужскими пальто, ватниками, куртками.