Как прихотлива порой бывает судьба — в церкви на улице Аоншан отпевали наследника российского престола цесаревича Николая Александровича, и под этими же сводами венчалась его единокровная сестра — Светлейшая княжна Ольга Юрьевская с родным внуком поэта!
Но об этом счастливом событии уже не дано будет знать Наталии Николаевне…
На Лазурном берегу Наталия Николаевна проведет свою последнюю в жизни зиму, встретит последнюю весну. С кем из русских виделась она в те далекие годы, кто из них был душевно близок ей? Вот круг ее друзей и знакомых: Лобановы, Урусовы, Абамелек, герцог Хамильтон… Их фотографии остались в старинных альбомах, сохраненных дочерью Наталии Николаевны Александрой.
Навещала вдова поэта и жившую на царской вилле больную императрицу Марию Александровну, которая искренне ее полюбила.
Тогда Наталия Николаевна жила в предвкушении встречи с оставшимися в России близкими. Но именно в Ницце судьба словно расщедрится и преподнесет ей свой прощальный подарок…
Город заполонили праздничные карнавальные торжества. Префект Ниццы устроил большой костюмированный бал, на который пригласил представителей многих европейских аристократических семейств, отдыхавших в то время на курорте. И появление на балу Наталии Николаевны вызвало всеобщий восторг.
Ее дочь Александра сохранила память об этом незабываемом дне:
«В течение ницского карнавала легендарная красота матери вспыхнула последним бывалым блеском… В тот вечер серосеребристое атласное платье не скрывало чудный контур ее изваянных плеч, подчеркивая редкую стройность и гибкость стана. На гладко причесанных, с кое-где пробивающейся проседью, волосах лежала плоская гирлянда из разноцветно-темноватых листьев, придававшая ей поразительное сходство с античной камеей, на алой бархотке вокруг шеи сверкал бриллиантами царский подарок, и словно окутанная прозрачной дымкой, вся фигура выступала из-под белого кружевного домино, небрежно накинутого на голову. Ей тогда было ровно пятьдесят лет, но ни один опытный глаз не рискнул бы дать и сорока.
…Я шла за нею по ярко освещенной анфиладе комнат, и до моего тонкого слуха долетали обрывками восторженные оценки: «Поглядите!.. Таких прекрасных женщин уже не бывает! Вот она, славянская красота! Это не женщина, а мечта!» А те, которые ее хоть по виду знали, ежедневно встречая медленно гуляющей «на променаде»… недоуменно шептали: «Это просто откровение! За флагом молодые красавицы! Воскресла прежняя слава! Второй не скоро отыщешь!»
Я видела, как мать словно ежилась под перекрестным огнем восторженных взглядов, я знала, как в эту минуту ее тянуло в обыденную, скромную скорлупу, и была уверена, что она с искренней радостью предоставила бы мне эту обильную дань похвал…»