Созыв в мае 1906 года 1-й Государственной Думы был фактом настолько необычным и непривычным для России, что ни император, ни члены делающего первые шаги представительного органа не знали, как себя вести. Все приходилось начинать с самого начала и на ходу: конституцию, парламент, политические партии. До октября 1905 года в России не было иных политических партий, кроме социал-демократов (эсдеков) и социалистов-революционеров (эсеров), находившихся в подполье. Но, как ни удивительно, тотчас возникли две влиятельные либеральные партии - партия конституционных демократов, или кадетов, руководимая историком Павлом Милюковым, и октябристов, так названная в силу ее приверженности принципам, изложенным в манифесте, опубликованном в октябре 1905 года. Ее возглавлял Александр Гучков.
И все-таки пропасть, разделявшая монарха и парламент, была еще слишком велика. "Члены Государственной Думы были приняты государем в Тронном зале Зимнего дворца. Опасаясь беспорядков, снаружи дворца были поставлены кордоны полиции и войска. Депутаты выглядели разношерстной публикой: часть была во фраках и сюртуках, большинство же в рабочих блузах, косоворотках, а за ними - толпа крестьян в разнообразных костюмах", - писал В.Н.Коковцов. Вся эта толпа стояла по одну сторону, разглядывая алый с золотом трон, свиту в шитых золотых мундирах, императрицу и фрейлин в придворных платьях. По другую сторону зала стояли придворные и министры, в их числе граф Фредерикс. По его словам, у депутатов был вид шайки разбойников, ждущих сигнала наброситься на министров и перерезать им глотки. "Какие жестокие лица! - проговорил он. Ноги моей больше не будет в подобном обществе". Фредерикс был не единственным, кому было не по себе. Коковцов продолжал: "Императрица-мать не могла успокоиться от этого ужасного приема: "Лица их дышали какой-то непонятной мне ненавистью". Коковцов и сам был потрясен. "Особенно выдвигалась фигура человека высокого роста, - вспоминал он, - в рабочей блузе, в высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом рассматривавшего трон и всех, кто окружал его". Новый министр внутренних дел П.А.Столыпин, стоявший рядом, заметил Коковцову: "Мы с Вами, видимо, поглощены одним и тем же впечатлением, меня не оставляет все время мысль о том, нет ли у этого человека бомбы".
Дума вскоре проявила те настроения, какими были проникнуты ее члены. Едва 524 ее депутата заняли свои места в зале Таврического дворца, как тотчас же обнародовали чрезвычайно агрессивное "Обращение к Престолу". Царь ужаснулся, узнав, что оно содержит такие требования, как введение всеобщего избирательного права, проведение радикальной земельной реформы, освобождение всех политзаключенных, отставка царских министров и назначение вместо них, рекомендованных Думой. Повинуясь указанию государя, престарелый Горемыкин, у которого тряслись руки, едва слышным голосом заявил, что отвергает все требования Государственной Думы. Когда Горемыкин сел, наступило внутреннее молчание. Затем, вспоминает Коковцов, "на трибуну вскочил В.Д.Набоков и произнес короткую реплику, закончившуюся, под гром аплодисментов, известною фразою: "Власть исполнительная да подчинится власти законодательной". За ним выступали другие ораторы. Их нападки на правительство становились все язвительнее. Когда же на трибуну поднимались министры, их, по словам Коковцова, "встречали возгласами": "в отставку" при начале и "все-таки в отставку" в конце".