В этот момент раздался звонок в дверь, и Фёдор подскочил от неожиданности.
«Амина!» — с этой радостной мыслью он резво побежал к двери.
Он настолько привык, что жена везде его находит и вытаскивает из любой ситуации, что даже не вспомнил, где та сейчас находится. Подбежав к двери, он крикнул:
— Амина, это я! Я здесь, всё в порядке!
За дверью забубнили неразборчивые, но явно мужские голоса. Сивцов похолодел и только тут заметил мощный дверной глазок. Трепеща всем телом, он опасливо заглянул в него. И чуть не лишился рассудка. Видимо, глазок обладал свойством увеличивать предметы, потому что прямо перед широко распахнутым от ужаса глазом Фёдора раскачивалась какая-то невообразимая, бритая, шишковатая, вся в шрамах, харя.
— Там кто?! — взревела вдруг харя. — Где Папа?! Открывай немедленно, сволочь! — и «харя» так жахнул кулаком по двери, что Фёдор отшатнулся.
— Сазон, ёлы-палы, опоздали мы! — продолжало греметь в коридоре. — Завалили, похоже, Папу! Но слинять, кажись, не успели — там колупается кто-то в хате! Давайте трое на улицу, чтоб они балконами не ушли, суки! — по лестнице прогрохотали, быстро удаляясь, несколько пар тяжёлых ботинок.
Сивцову тут же, до рези в животе, захотелось уйти балконами. Думая о том, откуда у покойного враз появилось столько решительных сыновей, он пошёл искать выход на лоджию. Выйдя на мороз в одном костюме, Фёдор сразу почувствовал себя неуверенно. На улице дул пронизывающий ветер, отчего казалось вдвое холоднее. Сивцов свесился через перила и посмотрел вниз.
От этой лоджии, на седьмом этаже, до их лоджии, на шестом, за зиму выросла огромная сосулька. В самом толстом своём месте, основании, она достигала сантиметров тридцати в диаметре и, постепенно сужаясь, упиралась в перила лоджии Сивцовых. Фёдору всегда казалось, когда он сидел дома, что по этой сосульке при желании можно было бы кататься с этажа соседа к ним на лоджию легко и просто. Однако сейчас это впечатление пропадало начисто. И всё же Фёдор отважно перелез через перила и, судорожно вцепившись в них руками, начал болтать одной ногой под соседской лоджией, пытаясь нащупать сосульку. Первым же порывом ветра с Сивцова сдуло лёгкие домашние шлёпанцы. Внизу послышались крики, по стенам зашарили лучи карманных фонариков. В доме напротив зажглось несколько окон. Сжав зубы, Фёдор продолжал истово махать левой ногой в январской ночи, уже не совсем отчётливо соображая, что и зачем он делает.
— Вон он! Вон! По балкону лезет, падла! — раздались снизу вопли.
— Где?
— Да вон, правее посвети! — при этих словах Фёдора выхватил из тьмы яркий круг света.