Потом он поднялся на вышку. Там уже стоял другой наблюдатель, сменивший Рыжкова. Солнце опускалось за горы, было прохладно и тихо.
— Ну, как дела? — приветливо спросил Зубанов у солдата.
— Все в порядке, товарищ лейтенант! — весело ответил солдат. — Ничего подозрительного.
Глазам Зубанова снова, как и утром, предстала картина гор и турецкой половины села. Дома были освещены медными тревожными отблесками заката. На минарете мулла совершал вечерний намаз. О чем он молился, что просил у аллаха для своих правоверных? Не настороженность и неприязнь испытывал сейчас Зубанов к той стороне, а какое-то странное чувство заинтересованности и сострадания, будто он был в ответе за то, что там творилось.
Уже в сумерки Зубанов спустился с вышки и заглянул в казарму. Она была почти пуста: все пограничники несли службу.
Зубанов вышел во двор. Постоял, прислушиваясь. Было тихо кругом. В домах на нашей стороне зажглись электрические огни. Кое-где заговорило радио. А в сотне шагов тонула во мраке и безмолвии турецкая половина села.
Если верить старожилу заставы повару Ване Мочки-ну, служба на границе для каждого новичка начинается… с экскурсии. На второй день после нашего приезда он так и сказал нам, высунувшись из кухонного окошка:
— Ну, ребята, сегодня пойдете на экскурсию. Не нужно ли кому-нибудь добавки? — и улыбнулся своей добрейшей улыбкой.
Впрочем, заглянувший в столовую начальник заставы старший лейтенант Горелов заметил ему:
— Не дезориентируйте людей, Мочкин. Экскурсии бывают в музеи, а у нас граница. И вообще, бросьте свою голубиную философию.
Он вышел, а мы с любопытством посмотрели на Мочкина. Как потом выяснилось, он был не только самым добрейшим поваром в мире, никогда не жалеющим добавки, но и попечителем всех голубей на-заставе. Об этом стоит рассказать подробно, потому что предмет страсти Мочкина имеет прямое отношение к тому, что произошло двумя месяцами позже.
Голуби остались на заставе с тех незапамятных времен, когда пограничники пользовались голубиной связью.
Связь эта давно устарела, но голуби так и остались. Одни умирали, другие появлялись на свет и жили себе припеваючи, позабыв свою былую почтовую службу. Целыми днями они разгуливали по двору, а вечерами Ваня Мочкин гонял их над заставой, разбойно свистя и размахивая фуражкой. На ночь он запирал их в голубятню, пристроенную под крышей казармы. Недели за три до нашего приезда речка, протекающая около заставы, от обильных дождей и стаявшего снега в горах вышла из берегов и стала затоплять казарму. Объявили тревогу. Первое, что сделал Ваня, — быстро поднялся на голубятню, отпер ее и выпустил всех голубей на волю, чтобы их не затопило. А потом уже принялся спасать военное имущество.