Таков был повар Мочкин, слова которого сбылись в этот день, — "экскурсия" состоялась. После обеда нам приказали взять полную выкладку, боевое оружие и построиться в коридоре.
— Не шуметь, не демаскировать себя, помнить, что за каждым нашим шагом следит враг, — сказал старший лейтенант Горелов.
Притихшие, мы прошли через весь двор, через футбольное поле и вышли с территории заставы. В кустах, под высокими тополями, остановились. Вдоль кустов — тропа, за тропой — полоса взрыхленной земли, за полоской — колючая проволока, за проволокой — шумливая неширокая речка, а на том берегу — мужчина в засученных по колено штанах. Ловит удочкой рыбу, нас не видит. А еще выше, на склоне холма, — дома на высоких каменных фундаментах, под черепичными крышами. Во многих крышах дыры, многие окна забиты досками; ветерок доносит запах кизячного дыма.
— Внимание, — негромко сказал старший лейтенант. — Мы находимся на линии государственной границы. На том берегу уже сопредельное государство Турция.
Мы невольно подтянулись, насторожились.
— В этом турецком селе, — продолжал начальник, — одна тысяча четыреста двадцать семь жителей. В нем четыреста двадцать дворов, две кофейни и одна мечеть. Вон тот самый большой каменный дом принадлежит помещику. А вон там, на пригорке, турецкий пограничный пост. Одна характерная деталь: рядом с постом строят новую казарму. Вопросы будут?
Мы промолчали. Смотрели во все глаза и боялись громко дышать. Как-то не верилось, — что в нескольких шагах от нас начинается капитализм. "Ну, и занесло тебя, Гришуха, — с гордостью подумал я о себе. — Жил на Клязьме, а сейчас у черта на куличках. Мечеть, помещики, аскеры… Тут гляди в оба. Может быть, этот рыбак — совсем не рыбак?" И мне уже кажется, что на той стороне и птицы тише поют, и цветы не такие яркие, и травы не такие густые, как у нас. Все было таким и не таким, словно окрашенным в другую краску.
— А теперь пошли на левый фланг, — скомандовал старший лейтенант.
Мы пошли гуськом по дозорной тропе, и вскоре село скрылось из вида. Через проволочный забор на тропу перевешивались лозы дикого винограда, и старший лейтенант на ходу обламывал их, чтобы ветви не цеплялись за фуражки и не лезли в глаза. Время от времени он давал пояснения: "Вот здесь лучше всего ручей перейти вброд, а здесь нужно опасаться каменного оползня. По тому овражку нарушитель может незаметно подползти к границе, а вот там, в кустах, замаскироваться".
Мы смотрели, слушали и запоминали.
Влево, на крутую гору, полезла другая тропа, но старший лейтенант нас не повел по ней. Он только пояснил: