Нёхиси умеет договариваться – с ветрами и вообще с кем угодно, включая, к примеру, меня. На самом деле, я тоже умею, но редко по-настоящему этого хочу. Мне больше нравится просто присутствовать, чем договариваться.
– Вардарак[25], – повторяет за ветром Нёхиси. – Рад знакомству. Но слушай, откуда тогда взялся дождь? Тебе же, если я ничего не путаю, положено быть сухим.
– Это не дождь! – ветер так разволновался, что заговорил практически человеческим голосом. Во всяком случае, теперь я тоже его слышу и понимаю.
– Это не дождь! – повторяет он. – Это я плачу!
– Бедный ребенок, – говорит Нёхиси. – Что с тобой стряслось?
– Ууууууууу! – рыдает ветер. И лезет к Нёхиси обниматься. Похоже, он хочет, чтобы его немедленно взяли на ручки.
Если смотреть сейчас на Нёхиси со стороны, кажется, будто его закружил смерч. Только никуда не уносит, оставляет на месте. И сам остается на месте и делается все гуще, как будто кто-то невидимый сверху добавляет в него туман и аккуратно перемешивает ложкой, согласно рецепту. Нёхиси уже почти не видно в этом плотном коконе, и не разобрать, что он говорит – то ли мне, то ли ветру, то ли обоим.
– Эй, – кричу им, – так нечестно. Я тоже хочу к вам.
– Ой, а ты откуда взялся?
Упс. Я, конечно, умею быть видимым – для бодрствующих и спящих людей, для собак и кошек, для деревьев, для рек, для домовых и русалок, для камней и огней, для бабочек, звезд и облаков, и для ветров тоже, чем они хуже прочих. Но чтобы меня увидели, приходится прикладывать отдельное усилие. Мне не лень, просто я часто забываю, поскольку Нёхиси видит меня и так, а всех остальных вижу я сам, и этого, как правило, достаточно.
Но не всегда.
– Я тут все время сидел, – говорю я ветру. – Извини, что не сразу с тобой поздоровался.
– Я не знал, что мы тут не одни, – смущенно бормочет ветер. – А то ни за что бы не заплакал!
– Мы с ним вместе, – объясняет Нёхиси. – Поэтому все равно, сколько нас – один или двое. Скажи спасибо, что не семеро, а то представляешь, как бы мы сейчас галдели, расспрашивая тебя?
– Он был такой… Такой прекрасный! – завывает ветер по имени Вардарак. И, похоже, снова начинает рыдать, по крайней мере, мои штаны внезапно становятся сырыми, как будто я полдня гулял в них под моросящим дождем.
– Такой прекрасный! – повторяет ветер. – Голова золотая-золотая, а руки большие и горячие. И голос! Самый красивый голос на свете. Я бы слушал и слушал.
Ну надо же. В голову не приходило, что ветер может вот так взять и влюбиться в человека. По уши! И с первого взгляда. Главное, совершенно непонятно – вот ты влюбился, и что потом? Что с этим делать? В смысле, как действовать? Чего желать? Как вообще в данном случае может выглядеть близость, к которой, по идее, влюбленным свойственно стремиться? Все-таки ветры и люди – существа совсем разной природы. Или нет?..