– Обед будет подан в самое ближайшее время, – говорит она бесстрастным тоном. – Я хотела бы закончить раньше.
* * *
Обед получается долгим и однообразным. Эммануэль чувствует за высокой спинкой своего кресла дыхание слуги, отвечающего за подачу вина. На обоих концах длинного стола сидят Мервея и Сильвана, окруженные другими слугами – немыми, как автоматы. Эммануэль мечтает, как ни странно, о тех временах, когда, может быть, робототехника изгонит всех этих подобострастных людей, таких чопорных и таких зажатых в своих ливреях. Может быть, тогда, освободившись от их безмолвного присутствия, гости снова научатся общаться?
За трапезой между женщинами царит гнетущая тишина. Эммануэль ест мало. Ностальгия сжимает ей горло. Тем не менее всякий раз, когда ей наполняют бокал, она опустошает его одним залпом. Под конец обеда она чувствует головокружение.
– Вы должны привыкнуть к вину, если собираетесь обосноваться в Италии, – говорит Сильвана, наблюдая за ней. – Оно совсем молодое, почти лишено аромата, но действует предательски.
– Оно прекрасно, я хочу его пить, – отвечает Эммануэль. – Неважно, что я уже напилась!
– Может быть, это и было запланировано нашей хозяйкой, – с иронией произносит Мервея.
– Согласно моей программе, – холодно возражает Сильвана, – вы оставляете нас завтра в одиннадцать тридцать. Автомобиль будет готов за час до отъезда, он доставит вас в аэропорт.
– У меня уже есть билет. Какое внимание!
– Обязанность… и удовольствие!
Эммануэль чувствует напряженность между двумя женщинами и не может определить ее причину. Что-то делает голос Сильваны острым, злым, когда она обращается к Мервее, и это пробуждает в американке смесь неповиновения и страха.
Они уже перешли к фруктам, когда слуга двинулся к Сильване и прошептал ей несколько слов на ухо. Только лицо, ставшее вдруг бледным, выдает ее реакцию. Она отталкивает свою тарелку.
– Прошу меня простить.
Не дожидаясь ответа, она встает и уходит.
Мервея демонстрирует облегчение.
– Наконец-то! Она не будет довлеть над нами всю ночь! – говорит она сквозь зубы. В свою очередь, она поднимается и протягивает Эммануэль руку:
– Пойдемте. Я хочу вам что-то подарить.
– Может быть, она вернется? – спрашивает Эммануэль.
– Нет, – утверждает американка.
Они уходят. Комната, куда ее приводит Мервея, гораздо более тесная, чем та, что отвели для Эммануэль, но она изысканно украшена бледно-желтым бархатом, обставлена редкой мебелью. В центре возвышается кровать. На стенах висит огромное количество зеркал всевозможных размеров. Они круглые, овальные, обрамленные металлом, деревом, имитацией мрамора, фарфора… Но все они недостаточно большие, чтобы в них можно было увидеть свое отражение во весь рост, и размещены они таким образом, что каждая деталь комнаты отражается в них десятки раз.