Три мудреца в одном тазу (Рудазов) - страница 11

— Помалкивай, немчура… — беззлобно хмыкнул Колобков, утягивая к себе седьмую взятку. — Без одной вы батенька! Я же говорю — «Сталинград»! В Сталинграде немец обязательно проиграет!

Солнце все дальше уползало за горизонт. На виду остался лишь самый краешек, крохотная горбушка. Сергей специально уселся так, чтобы иметь возможность любоваться закатом. Он всегда был немножко эстетом.

А вот Колобков не испытывал никаких особенных симпатий к природным красотам. Ну в самом деле — на хлеб их не намажешь, в карман не положишь, так что с них проку? Вот погулять по лесу, подышать свежим воздухом, попить пивка на природе — это дело другое, это он любил. А бестолковое любование оставим поэтам и экзальтированным барышням.

Другое дело — Грюнлау. Немец относился к подобным чудесам очень хозяйственно. Каждый красивый закат он непременно фотографировал раз семь-восемь, а уже дома выбирал самый лучший кадр и делал слайд. За время круиза его крохотный аппаратик накопил уже несколько тысяч снимков — педантичный немец пользовался цифровиком и прихватил с собой целую кучу дополнительных карточек памяти.

А любоваться он не любовался. Зачем? Зрелище уже сфотографировано, задача выполнена. Дома полюбуется, в положенное время. В его распорядке дня именно так и было написано: «Четверг. 21.00–22.30 — просмотр слайдов». И каждый четверг Гюнтер Грюнлау включал проектор и начинал педантично разглядывать коллекцию красивых видов, собранную за многие годы.

— О, русише пирог! — обрадованно потер руки Грюнлау, отодвигая в стороны карты.

— Не пирог, а пельмени, рожа немецкая! — фыркнула Матильда Афанасьевна, с грохотом ставя в центре огромную миску с самолепными пельменями. — Кушайте, Петр Иваныч, пользуйтесь моей добротой! Может, лопнете уже наконец!

— Матильда Афанасьевна, а вы, может, сдох… помолчите немножечко?! — возмутился Колобков. — Такая су… уважаемая пожилая женщина, что вы на меня так взъелись?! Я что, вашу кону… квартиру украл? Плывете на моей яхте, и так со мной разговариваете!

— А вас, Петр Иваныч, будь моя воля, давно бы отправили в вытрезвитель! На принудительное лечение! Навечно! — уперла руки в бока теща. — Ничего, ничего, вот выберут Зюганова, он вам ужо покажет, как с немцами пиво жрать и пельмени распивать!

— Мама! — прикрикнула на бабку мадам Колобкова. — Ну что ты опять на Петю лаешься? Нет, правда, у тебя уже самой с психикой что-то!

— Родная дочь… — горестно закатила глаза Матильда Афанасьевна. — Э-эх…

— Ты, Гюнтер, на нее не обижайся, — заговорщицки зашептал Колобков, хитро поглядывая на тещу, ушедшую отчитывать дочь. — Ей коммунисты в башку пружину стальную вставили, вот и дурит.