— У меня уже голова болит от этого почета… — простонал Чертанов. Он ударился лбом о столб.
День Превращения — большой праздник, и отмечать его начинали уже накануне. Почти все племя собралось на большой площади, вокруг огромного каменного котла, врытого в землю. Под ним располагалась обширная полость, заполненная раскаленными углями. Время от времени женщины кидали в наклонные вентиляционные канавки новые порции топлива.
В котле варилось коронное блюдо племени Бунтабу — Большая Похлебка. Щедро заправленная саговой мукой, сдобренная листьями огненного лука и двумя видами масла — кокосовым и из семян масличной пальмы. Эта похлебка имела нечто общее с «двойной ухой» — ее готовили из мяса пресноводной барракуды и свинины. Причем если рыбу просто измельчали и бросали в общий котел, то ломти свинины клали в мешочки из свиной кожи, привязывали к тонкой леске из свиных же жил, и в таком виде опускали в суп. Владелец каждого мешочка зорко стерег свою леску. Будучи приготовленным, мясо извлекалось и елось отдельно.
— Вроде ничего так пахнет, — принюхался Колобков. — Светочка, прелесть моя, ты фотографируешь?
— Конечно! — даже обиделась Светлана. Она уже успела нащелкать уйму слайдов. Единственное, что ее огорчало — не удалось снять Большого Шумузи. Как-то момента не представилось.
— Петр Иваныч, надо уходить! — тоскливо напомнил Чертанов.
— Серега, что ты все время ноешь, как бабка старая? — поморщился шеф. — Дотемна еще часов восемь — пожрем папуасских харчей, да пойдем спокойно. Лучше узнай-ка, где у них здесь тубзик.
Сергей злобно скрипнул зубами, но все-таки пошел исполнять приказ. Гена и Валера проводили его свинцовыми взглядами и переглянулись, обмениваясь мыслями. Они настолько сработались, что уже не нуждались в словах, чтобы понимать друг друга. Сейчас их обоих мучила простая дилемма — противоречие между волей начальства и его же безопасностью. Здесь опасно, но шеф не желает отсюда уходить. Как поступить? Повиноваться, или все-таки схватить отца и дочь Колобковых в охапку и спасти насильно?
Судьба Чертанова их не интересовала.
Света изучала искусство здешних резчиков по дереву — огромный идол Лукенкуи, потемневший от времени, и толстенный столб, покрытый узорной резьбой. Этот столб служил в поселке вместо календаря — ровно сто пять глубоких зарубок (пять ахта-ко — сезон) и напротив каждой какая-нибудь картинка. Одна из зарубок замазана красной охрой — сегодняшний день. Когда тепорий погаснет, шаман сотрет эту пометку и поставит новую, чуть ниже — наступил новый день.