— Папа, папа! — выбежала из каюты зареванная Оля. — Па-а-а-апапопапопааааа!!!
— Это что за звук сейчас был? — удивился Колобков. — Оленька, доченька, ты сказала «папа» или «попа»?
Оля на миг задумалась. Одиннадцать лет — не настолько большой возраст, чтобы решать такие сложные философские проблемы.
— Папа, — наконец сделала выбор она.
— Ну слава богу… А чего голосишь-то? Ну давай, скажи папе, папа сегодня добрый.
— Потому что пива набуляхался, — проворчала Матильда Афанасьевна.
— Хотя бы поэтому, — не стал спорить Петр Иванович.
— Папа! — возмущенно напомнила о себе дочка. И грохнула на стол здоровенную клетку. — Рика-а-а-а-ардо уу-у-уме-е-е-р!!!
Папа чуть не подавился пельменем, Гюнтер деликатно отхлебнул еще пива, оставив под носом шикарные пенные усищи, и наклонился к клетке, Сергей прекратил тасовать колоду. Рикардо действительно лежал в очень неестественной позе.
Рикардо — это хомячок. Снежно-белый сирийский хомячок, живший у Оли уже почти два года. Очень крупный, толстый и страшно кусачий. Оля всегда кормила его сама — к ее руке он привык, позволял брать себя на руки и даже иногда соизволял лизнуть в палец. А вот если его пытался погладить кто-нибудь другой, тут же вгрызался с яростью бешеной пантеры. Отважный хомячок не боялся никого и ничего — когда однажды в гости к Колобковым пришла двоюродная сестра отца со своей кошкой, тот так злобно тявкал на нее из-за прутьев, что бедная киса забилась под диван и сидела там до самого ухода. Она не привыкла к огромным белым мышам, лающим, как собака.
Но теперь Рикардо лежал неподвижно, уткнувшись хвостом в мисочку с водой, а носом — в тарелку с сухим кормом. Оля ревела навзрыд. Мама гладила ее по голове, неуверенно приговаривая что-то неразборчивое — Зинаида Михайловна совершенно не умела обращаться с плачущими детьми. К ее чести надо сказать, что их дети плакали чрезвычайно редко — все четверо унаследовали от отца жизнерадостность и боевитость.
— Хуймяк… — задумчиво почесал лысину Колобков.
Он всегда произносил это слово именно так. А когда ему пеняли, что звучит уже как-то немножко не того, всегда с возмущением парировал: «Может, тогда и «застрахуй» не говорить, а?!»
— Ну ладно, ладно, утри глаза — помер и помер, что ж тут сделаешь? — попыталась утешить дочь Зинаида.
От этих слов Оля заревела еще громче.
— Купим мы тебе другую крысу, не расстраивайся! — сделала вторую попытку мама.
— Это хомя-я-я-як!!! — возмущенно зарыдала дочь.
— А я тебе предлагала собаку завести — они долго живут. Давай возьмем у тети Любы щеночка? У них как раз скоро Полкан кутят принесет.