— Ага, кайф! Вон дядя Сережа как разоспался! — поддакнул Гешка.
— Тихо, дети, не шумите, потому что папа с бодуна… — вяло буркнул Колобков. — Серега, присаживайся…
Сергей машинально уселся за стол и взял булочку и кофе. Его не оставляло ощущение какой-то неправильности. Что-то вокруг было не так, но что именно — он никак не мог понять. Глаза почему-то болели и слезились, как будто прямо в них светили лампой дневного света. И, судя по красным векам остальных, схожие проблемы возникли у всех. Правда, это постепенно начало проходить…
— Чего это у нас телевизор с утра ерунду всякую показывает?… — задумчиво уставился в иллюминатор Петр Иванович. — Одни только волны…
— Матильда Афанасьевна, починил я ваш прибор, идите, пробуйте! — крикнул Петрович.
Грузная дама ввалилась в помещение, окинула всех суровым взглядом и встала на весы. И удовлетворенно кивнула:
— Ну вот, теперь правильно. Я же говорила, что сломаны, а мне тут вешают тень на плетень!..
— Наводят, — поднял голову Грюнлау.
— Че?
— В русский язык нет выражений «вешать тень на плетень». Надо говорить «наводят».
— Ну ты нас еще русскому языку поучи, немчура, — хмыкнула Матильда Афанасьевна. — А где Зиночка?
— В солярии с Олей, — ответила Света. — Мама загорает, а Оля в бассейне сидит.
— Ну чего ей надо? — простонал похмельный Петр Иванович, придерживая голову, чтобы не раскололась. — Атлантический океан, солнце, благодать, а она в солярии валяется! Говорил же я, надо было вместо него бильярдную устроить!
— О, это вряд ли бы получиться — бильярд в качка играть невозможно, — не согласился Гюнтер.
— Ну или еще чего-нибудь. Парилку, например… Покурить, что ли, пойти…
Колобков вышел, одной рукой зажигая папиросу, а другой отвешивая отеческий подзатыльник врезавшемуся в него Вадику.
— Здоров, Серый, — сунул ему мозолистую ладонь Петрович, усаживаясь рядом. — Что ж ты теще хозяйской весы не починил-то?
— Так они правда сломались? — поразился Сергей.
— Не-а. Я их просто на полста единиц назад перевел. Вот и получилась из тещи балерина. Ты вот, будем говорить, парень молодой, поджарый — ты на сколько тянешь?
— Где-то шестьдесят два… — задумался Чертанов.
— А теперь, значит, всего двенадцать. А я двадцать девять. Дистрофики мы с тобой, Серый, поправляться нам надо! — заржал Петрович, залпом опрокидывая стакан темно-красной жидкости. И скривился — это оказалось не вино, а всего лишь вишневый сок.
— Иваныч тут? — вошел в кают-компанию Фабьев.
— Покурить вышел. А что?
— Пошли в рубку. Там чертовщина какая-то творится. И его позовите.
Сергей насторожился. Выходит, не у него одного странные ощущения. Значит, что-то и в самом деле не в порядке. Они с Грюнлау и Угрюмченко бросили недоеденные завтраки и торопливо последовали за Фабьевым.