... Потом врачи, попытались все вместе перенести его на тахту для обследований.
- Не надо... - слабым голосом простонал профессор и содрогнулся от резкого запаха лекарства, влитого ему между губ.
- Может быть, отвезти вас домой, профессор?.. - с виноватым лицом спросил тот самый больной. - Это же я вас так утомил...
- Не стоит, не беспокойтесь... - ответил профессор и вспомнил древнеегипетскую рукопись, которую переводил этот заботливый больной. - Я сейчас приду в себя...
... Профессору никак не мог идти домой, не мог сознательно отдаться во власть смертельно опасных снов, этого человека в серой куртке, этого посланца пространства сна, который, сложив руки на груди, нетерпеливо ждал его...
- Мне уже лучше... - сказал профессор, - не беспокойтесь, я попозже сам выйду и немного пройдусь по воздуху.
... Врачи разошлись, и в кабинете остался только тот самый больной, стоя у дверей и нервно пощипывая себе руки, он говорил:
- простите меня, профессор... конечно, это неправильно говорить такие вещи людям вашей специальности и вашего возраста. У вас и без того тяжелая работа...
... А профессор в эту минуту хотел только одного, чтобы этот амебоподобный человек с противным голосом убрался как можно скорее. Потому что чем он дольше оставался здесь, чем больше говорил, что-то анализируя, открывались новые сложности, опасные истины, и тогда и без того больному профессору становилось все хуже...
... Больной еще некоторое время постоял у дверей, и, глядя на профессора заботливым взглядом, тихо про себя что-то мямлил, а потом сам по себе повернулся и вышел из кабинета.
... После его ухода профессор долго сидел, подперев руками подбородок и уставившись на черный телефонный аппарат...
... Казалось, маленького академика похоронили именно в этом аппарате...
... Все до чрезвычайности сложно и запутано... - думал профессор, постепенно приходя в себя. - ... Этот человек, который, едва войдя в комнату, со своей древнеегипетской рукописью раскрыл, за что он приговорен к смерти, был послан, чтобы научно доказать и объяснить, за какие грехи вынесен ему этот жестокий, не подлежащий смягчению и обжалованию приговор... это несомненно.
В противном случае, почему он, позабыв, зачем пришел сюда, без умолка, не давая ставить слово, разглагольствовал о том, что туманит мысли профессора, доводит его до сердечного приступа, говорил о законах и границах той неумолимой западни, в которой оказался профессор?!.
... Он почувствовал, как холодная испарина опять покрыла его лоб...
Все совершенно точно: эти сны, которые он, обливаясь потом и кровью, видел каждую ночь, на самом деле, как и говорил академик, не были снами... это были странствия в существующее неведомо где таинственное пространство... И шел он в это пространство - а в этом и заключался, как выяснилось, его грех - с тех пор, как три года назад, после смерти жены, стал отдаваться чудесным картинам, которые приносили ему сны, и, сам того не замечая, постепенно утрачивал связь с реальным миром... Значит, именно это он делал по ночам, дрожащими от нетерпения руками, под чарующую музыку Моцарта, в тусклом свете настольной лампы...