Граф проводил гостя до ворот, пожал руку и вернулся назад. Теперь оставалось ждать решения из Москвы. Круто? Нормально. Хотят многое иметь — пусть не посылают на разговор тупоголовых полковников с высокопоставленными папами. А то и наказать-то таких невозможно, оказывается.
Он решил просчитать действия конторы и время получения ответа. То, что ответ будет положительным, не сомневался ни на секунду.
Завтра генерал улетит в Москву, доложит директору. Тот станет бесноваться неделю, не меньше. Как же — из-за этого чертова Графа пришлось уволить из органов собственного сынка… И он еще хочет сделать из меня шестерку, чтобы я к нему в Тмутаракань на поклон летал. Если бы не интерес Первого — вообще бы сгноил этого Графа… следов бы даже не осталось.
Потом он поедет к министру обороны, изложит все в нужном свете. Тот тоже повозмущается дня три после директорской аранжировки. Потом поедут на доклад к Первому. Он, как считал Граф, основное решение уже принял, но посоветуется с финансистами, выслушает мнение ученых и даст команду ехать в эту самую Тмутаракань. Значит, появятся у меня здесь директор с министром через четырнадцать дней, решил Граф.
Генерал Пилипчук понимал, что попал в сложную ситуацию. Ему поручили проваленное сынком директора дело. А тут еще его подчиненный Захаров запросил запись беседы из Питера. Питерцы с удовольствием ее выслали, сами ненавидели директорского сыночка — гниду и балласта в конторе. Но директор считал по-другому и теперь вовсю отыгрывался на местном ФСБ за информацию в интернете. Он как бы косвенно защищал сынка, давая понять, что с этим Графом и другие не справляются.
Пилипчук знал, что Первый положил глаз на Графа, и директор теперь ничего сделать не сможет, станет подыгрывать ему, а отыгрываться на нем. Все эти московско-питерские войны были ему не по душе. Да и кому они по душе — когда баре дерутся, у холопов чубы трещат.
Граф… Молодой мужчина совершенно не похожий на ученого. Скорее на образованного бизнесмена, что само по себе становится редкостью при современной методике образования, считал Пилипчук. Когда же наверху поймут, что ЕГЭ, эта тестовая система образования тащит нашу страну в пропасть безграмотности? Наверное, понимают, но уже боятся ввести обычные экзамены в школе — их же половина учеников не сдаст. Сейчас отличники не могут найти себя в жизни, а двоечники руководят фирмами, потому что давно уже потеряли понятия чести и достоинства. Что это я, одернул себя мысленно генерал, переметнулся с главной темы на образование…
Десять дней Граф практически не отходил от портрета Екатерины. Просыпался утром и за портрет. Когда вставала Катя и уходила в душ, он проникал к ней в кабину и неистово занимался любовью под струями текущей воды. Потом завтракал и рисовал снова. В обед опять любил Катю и вечером. У него словно проснулись всего два желания — рисовать портрет и любить жену. Она не понимала, откуда у него берется столько сил на утро, обед, вечер и ночь? А он объяснял просто: "Это вдохновение, Катенька, которое дает мне живопись, создание твоего образа. Я мысленно думаю о тебе, и появляется желание быть с тобой".