Сквозь кромешную тьму впереди фары вырывали полоску дерна, дальше, очевидно, в том месте, где край утеса обрывался в бесконечность, было чуть посветлее. Почти на краю обрыва стояло одинокое дерево, ствол его был искривлен временем и вечным сопротивлением жестоким ветрам. Роберт содрогнулся и затрясся мелкой дрожью, узнав это место. Он был здесь раньше! С ней! Но как? Когда?
Медленно… медленно…
Неимоверным усилием он заставил сердце умерить свои бешеные удары, а сознание приоткрыть двери всему тому, что с такой настойчивостью стучалось в них. Здесь. Да, здесь! Он когда-то стоял здесь, в этом самом месте, глядя вниз на бухту Крушения и видел, как Алли неслась на гребне волны в белом, как сама невинность, купальнике на фоне сине-зеленой водной толщи — словно она была русалкой, дельфином, морской нимфой. Да! Память вернула ему ее лицо, тело, каждый его изгиб…
Но это же самое место будило в его памяти еще что-то, темное, ужасающее. Что-то произошло здесь и он не осмеливался вспомнить…
Огромная тень вырастала перед ним, простирая свои необъятные черные крыла.
— Нет! — прошептал он. — Нет!
Впереди в кромешной тьме что-то двигалось. Нервы его напряглись до предела, он чуть не закричал от страха. Легкая фигурка мелькнула в свете фар, словно ночная птица.
— Кто ты? — громко закричал он. — Алли? Алли? Приди ко мне! Приди ко мне!
Дверца открылась, и в машину села она. Это была Алли, Алли Калдер, живая и невредимая: взгляд искоса из уголков ее миндалевидных глаз, детский росчерк розовой помады на нежных лепестках губ, тонкого хлопка платье, облегающее стройную фигуру, нитка голубых бус, которую он выиграл для нее в тот последний день на празднике у церкви. Она смотрела на него с торжествующей насмешкой, приоткрыв рот, словно желала что-то сказать. Он затаил дыхание, чувствуя, что вся его жизнь была прожита ради этого мгновения.
— Удивлен? — спросила она.
Все померкло у него в глазах.
— Эмма!
Она посмотрела на него странным восторженным взглядом.
— Я знала, что ты придешь. Как в старые добрые времена, не правда ли?
— Что ты делаешь?
Она одарила его сияющей кошачьей улыбкой.
— О, — просто — хочу — расквитаться.
— За что? — взмолился он.
— За то, что ты меня бросил! — Глаза ее сверкали от гнева. — За то, что отыскал меня, водил за нос — и вдруг сообщил, что не можешь больше меня видеть, потому что это, видите ли, опасно „в твоем положении“! Ты лицемер! И у меня есть доказательство! — Она торжествующе сунула руку в сумку и выудила оттуда пачку фотографий. Его собственная улыбающаяся физиономия с глазами, сияющими любовью, он рядом с ней, он, нежно обнимающий ее за плечи, он в магазине, покупающий ей всякую мелочь женского туалета, он с грудой этих тряпок на коленях. — Только представь, что за шум может устроить пресса со всем этим, ты же такая знаменитость — настоятель Мейтленд!