Алли смотрела на него.
— Так здорово остаться одному, наедине с собственными мыслями, — просто сказала она.
— Но мы нуждаемся в людях, Алли, — заметил он, стараясь поддержать разговор. — Чтобы было кому помочь нам в жизни — научить чему следует. Вот, например, твои уроки вождения. Ты делаешь заметные успехи. Скоро сможешь сдать экзамены и получить права, без всяких сложностей, я надеюсь. Вот как люди помогают друг другу!
— Не все люди, — она наклонилась в его сторону. — Только вы. От вас я могу научиться всему на свете.
У него перехватило дыхание. Что она хотела этим сказать?
Будь на ее месте Дженис Писли или даже Ноэллин Фоли, он бы подумал, что это заигрывание — но Алли?..
Словно читая его мысли, она вдруг опять стала ребенком.
— Хотите винограда? — подмигнула она ему и указала на сумку.
Роберт взглянул на нее. Девушка извлекла гроздь винограда и, открыв рот, оторвала одну ягоду снизу.
— Берите. Вкусно!
— Спасибо.
Рука и плечо, пальцы, разрывающие грозди и кладущие ягоды ему на ладонь, — все было золотым, глянцево-коричневым с тончайшим пушком волосков, вспыхивающих как настоящая позолота… На лице выступали пятна соли, а обычно летучие пряди белокурых волос свисали по спине толстыми тяжелыми жгутами. От нее пахло морем. Что-то переполняло его сердце, и он почувствовал возбуждение, настоящее физическое возбуждение, как ни трудно было в это поверить.
— Вам нравится быть священником?
Вопрос застиг его врасплох своей резкостью, будто удар в солнечное сплетение. Он посмотрел на Алли. Ее глаза сверкали, как серо-голубые кусочки льда, и уклониться от их вопроса было невозможно.
— Даже не знаю. Это был мой свободный выбор — но я не уверен, что здесь уместно говорить „нравится-не нравится“…
— Как будто это не совсем подходящая работа для мужчины — если позволено будет спросить?
Он снова задумался.
— Никогда не узнаешь и не поймешь, пока не спросишь, Алли, — выдавил он наконец.
— Есть еще один вопрос. — Она помолчала, обдумывая, как далеко можно заходить. — А священники — они такие же, как другие мужчины?
— Ну конечно, совсем такие же.
— Такие же? Это значит, пьянство, драки, матерщина, вранье, воровство — все что душе угодно?
Ее презрительный тон озадачил его.
— Ну, мы не шахтеры, если ты это хочешь знать. Но мы тоже несовершенны. Нам не приходится нести на себе тяготы жизни под землей со всеми ее бедами, но мы такие же „живые люди“, как ты это называешь! Под воротничком и сутаной скрыты те же человеческие существа. Если в нас хватает честности, мы даже не притворяемся какими-то особыми! Мы такая же плоть и кровь, как и все вы — может, даже в большей мере, потому что нам из первых рук известна человеческая слабость и зло. Мы такие же грешники — всего лишь плоть и кровь.