С тяжелым сердцем Роберт медленно побрел к кабинету и попытался заставить себя взяться за работу. Где-то в полдень легкий шум у крыльца нарушил сосредоточенную тишину дома, и он пошел посмотреть, в чем дело. Со второй почтой принесли одно письмо; видно, почтальон заглянул и, увидев, что входная дверь открыта и никого нет, бросил письмо на дубовый поднос. Узнав почерк Клер, Роберт поспешил открыть конверт. Оттуда выпала коротенькая записка „Только что прибыли, доехали отлично, клиника тоже отличная“. Хоть здесь все в порядке, подумалось ему. Слава Богу, хоть Клер в порядке и на месте. А что с Алли?
Ухо его уловило негромкий звук в столовой Он пересек холл и распахнул дверь. На полу на коленях, склонившись над грудой бумаг, спиной к нему стояла Алли. Роберт почувствовал себя полнейшим идиотом — а он-то совсем извелся.
— Алли! Где это ты пропадала? Я так переволновался!
Она только еще глубже зарылась в свои бумаги; пряди волос совершенно закрывали ее лицо.
— Да все в порядке, — голос ее был ровный, даже монотонный, лишенный эмоций, руки лежали на груде бумаг около колен, и видно было, что она не хочет говорить с ним и даже посмотреть на него.
— Малость простудилась. Вот и все. Сейчас со всем этим разберусь, посмотрю, что осталось для выставки и отнесу туда по дороге домой.
Он замешкался на пороге ощущая какое-то смутное беспокойство, но не понимая его причины.
— Послушай, Алли… я подумал, что кому-то из нас надо было тогда позвонить твоему отцу и сказать, что ты задерживаешься, и объяснить причину. Мне что-то…
— Да все в порядке. Нечего беспокоиться. Никаких проблем… — Снова он почувствовал, как его поставили на место.
— Я беспокоюсь о тебе, Алли, — разозлился он. — А когда увижу твоего отца, то скажу ему. — Он повернулся и хотел выйти.
— Нет! — Крик явно вырвался у нее помимо воли. — Нет! Нет! Не надо!
В два прыжка он очутился перед ней, расшвыривая горы бумаги, схватил за плечи и посмотрел в глаза. То, что увидел Роберт, отбросив белый водопад волос с ее лица, ошеломило его.
— Боже мой, Алли! Что случилось? — В нем закипала ярость, он готов был взорваться. — Кто, черт побери, сделал это?
Только глаза можно было узнать на опухшем от ран и синяков лице, но и в них была такая безнадежная тоска, какой он никогда не видел. Она смотрела на него сквозь щелки глаз, черных и заплывших от побоев. Одна скула была расцарапана, словно девушка ударилась о дверь или стену; а другая — рассечена, причем такую рану явно мог оставить мужской перстень. Губы распухли и посинели. Роберт почувствовал, как к глазам подступили слезы.