— Запутано все, — пожаловался он крысюку, который не спешил оставлять безопасное место.
Оно и понятно, мало ли, вдруг да недалече ушла панна Гурова со своими шпицами, вдруг да ждут в кустах, пока беззащитное создание спустится на землю…
— Не такой ты и беззащитный. — Гавриил перехватил крысюка за шкирку, и тот лишь рявкнул, возмущаясь этакой фамильярности. Не настолько хорошо был он с человеком знаком, чтобы попускать подобное. Вот только держал его человек крепко, с умением, от такого не вывернешься. — Вона какие зубы…
Зубы были знатными, длинными, желтыми.
— Ладно… иди уже… — Гавриил поставил крысюка на землю. — Ушли они…
Крысюк прислушался.
Тишина. Ветерок чешет тяжелые космы дерев, играет с глянцевою листвой. Где-то далече слышится смех и лай… но не шпицев.
— Иди, иди. — Гавриил отступил, давая твари свободу. — И постарайся не попадаться…
Крысюк не заставил себя уговаривать. Исчез.
Гавриил со вздохом — ныне затея его более не казалась столь уж удачною — продолжил путь. И нисколько не удивился, почти не удивился, увидав панну Акулину. Она, увлеченная беседою с усатым брюнетом весьма и весьма мужественной наружности, Гавриила и не заметила.
Он же, скользнувши взглядом и по брюнету, и по букету в руках панны Акулины, походя отметил, что букет оный составлен исключительно из синего любоцвета, именуемого в простонародье волкодлачьим цветком…
…пан Жигимонт играл в шашки сам с собою, выбравши для сего занятия не удобную лавочку, из тех, что стояли на центральных дорожках, но тихий газон. И не побоялся же измазать светлые брюки…
…пана Зусека Гавриил нашел у фонтана.
— Доброго дня. — Гавриил поприветствовал соседа поклоном. — Вижу, и вы прогуливаетесь…
— Погода замечательная. — Как ни странно, но Гавриилову появлению пан Зусек явно обрадовался. — Такой погодой дома сидеть грешно.
Время близилось к полудню.
Солнце, и без того яркое, разошлось вовсе бесстыдно. И парило, жарило, предвещая скорую грозу, быструю, как все летние грозы. Притихли пчелы, бабочки и те исчезли, и даже птицы смолкли.
— Да вот… я тоже решил… — Гавриил повел плечами.
Неудобный костюмчик, сшитый из отменнейшей аглицкой ткани, оказался негоден для познаньского лета. Гавриил с неприязнью ощущал, как ползут по спине ручейки пота и рубашка липнет к разопревшей шкуре.
— Чудесно… чудесно… признаюсь, я сбежал. — Пан Зусек дернул галстук, тоже новомодный, шнурочком, а оттого казавшийся самому Гавриилу в высшей степени нелепым. Но надо сказать, что наряд — и светлый пиджак с завышенной талией, и галстук этот — смотрелись на пане Зусеке донельзя гармонично. — Устал я… женщины порой… так утомляют…