— По рельсам выйдут. — Себастьяна судьба пассажиров совершенно не беспокоила. — Дуся, не волнуйся, с ними вон цельный некромант остался.
Некромант открыл глаза.
Голова гудела. Непривычно гудела. И то верно, ведь прежде не находилось людей столь бессовестных, а главное, бесстрашных, которым бы вздумалось причинять членовредительство некроманту. Некромантов люди опасались.
Он со стоном сел, ощупывая голову.
— Выпейтя. — Под спину поддержали, а в руки заботливо сунули фляжку, к которой некромант приник, ибо пить хотелось неимоверно.
Правда, первый же глоток едва не встал поперек горла. И горло это опалило.
— Крепкая, — довольно произнесли над ухом и по спине похлопали с немалою заботой, во всяком случае, некромант надеялся, что это забота, а не попытка его добить. — Дядька Стась ее на конопляном цвету настаивает…
— К-кого?
— Самогоночку…
Конечно, самогоночку… самогоночки некроманту до сего дня пробовать не доводилось, поелику что происхождение его, что состояние позволяли потреблять напитки более благородные.
Самогонка жгла внутренности. И некромант подумал, что умрет. Он застыл с разинутым ртом, тяжело дыша, и Нюся не упустила момент, подняла фляжечку. Дядькин самогон еще никогда не подводил!
Некромант глотнул.
И еще раз… и огонь во внутренностях притих, зато по телу разлилось тепло удивительное, мягкое. И такая благость это самое тело охватила, что из всех желаний осталось одно — лежать и думать о высоком…
— Полегчало? — поинтересовалась Нюся, бутыль убирая.
И рядышком присела, провела рукою по волосам, дивясь тому, до чего они мяконькие, сразу видна княжеская порода.
— Хорошо-то как… — пробормотал некромант.
— Нюся…
— Хорошо-то как, Нюсенька… — Он прикрыл глаза. — А чего тут было?
— Ограбление…
— Ограбление, — мечтательно произнес некромант, который и вправду был князем, хотя происхождение свое скрывал, полагая, что одною славой предков жить не будешь. — И кого грабили, Нюся?
— Так ить… вас. — Нюся фляжечкой потрясла.
Выпил-то некромант немного, пару глоточков всего, да, видать, слаб был телом. Небось князь — это вам не дядька Стась, который полведра всадить способный и на плясовую пойти.
— Меня? — удивился некромант. Впрочем, удивление было вялым, ибо ныне князь пребывал в преудивительном состоянии гармонии что с собою, что с миром.
— И прочих тож. Панну Зузинскую застрелили, — пожаловалась Нюся, подвигаясь ближе.
И князь был вовсе не против этакой близости. Напротив, и сама девка, и, что важнее, фляга в ее руках показались ему родными. Он Нюсю и приобнял.
— Жалость какая… а хочешь… хочешь, я ее подниму?