– Что это? – почти кричит Кирби, но шок побороть не может. Ее охватывает ужас, вязкий, как болото.
– Дай-ка. – Рейчел берет фотографию. Та размещена на открытке с витиеватой надписью: «Приветствуем вас в Великой Америке! 1976». – Это мы в парке аттракционов. Ты плачешь, потому что боишься кататься на американских горках. Тебя вообще всегда укачивало в транспорте, мы и не ездили никуда.
– Нет, что у меня в руке?
Рейчел всматривается в изображение плачущей девочки.
– Даже не знаю. Пластмассовая лошадка?
– Откуда она взялась?
– Кирби, я не могу помнить родословную всех твоих игрушек.
– Рейчел, пожалуйста, подумай!
– Ты ее где-то нашла. Долго везде носила с собой, пока не полюбила что-то другое. Ты все время меняла свои пристрастия. Потом у тебя была какая-то кукла с разноцветными волосами, блондинка и брюнетка сразу. Мелоди? Тиффани? Похожее имя. У нее были шикарные наряды.
– Где эта лошадка сейчас?
– Если ее нет в одной из этих коробок, выбросили. Не могу же я хранить все. Что ты делаешь?
Кирби разламывает коробки, вываливая содержимое на переросшую траву.
– Остановись! – Рейчел старается говорить спокойно. – Мало удовольствия потом все это собирать.
В коробках свернутые рулоном плакаты, какой-то отвратительный чайный сервиз с коричневыми и оранжевыми цветами от бабушки из Денвера, у которой Кирби пробовала жить в четырнадцать; высокий медный кальян с отломанным наконечником мундштука, раскрошенный ладан, пахнущий падшими империями; помятая серебристая гармоника, старые кисти для рисования и высохшие ручки; фигурка танцующих кошек, которых Рейчел рисовала на кафельных плитках: они какое-то время неплохо продавались в местной художественной лавке. Индонезийские клетки для птиц, кусочек слонового бивня с нанесенным рисунком (настоящая слоновая кость!), Будда из нефрита, лоток от принтера, набор переводных букв «Летрасет»; и ко всему прочему целая тонна тяжеленных книг по искусству и дизайну со множеством закладок из оторванных бумажек. Бусы и цепочки, а также несколько «ловцов снов», на изготовление которых они потратили целое лето, когда Кирби было десять. Некоторые дети на каникулах, чтобы подзаработать, продавали лимонад, а Кирби – сплетенные из ниток паутины со свисающими стеклянными шариками. Чего удивляться, что она выросла такой, какой выросла.
– Мама, где мои игрушки?
– Я собиралась их отдать.
– Значит, так и не собралась, – комментирует Кирби, отряхивая колени. Зажав фотографию в руке, она спешит в дом и спускается в подвал.
Наконец находит выцветший пластиковый чемодан в сломанной морозильной камере, которую Рейчел использует как ящик для хранения всего. Он оказывается под мешком со старыми шляпами, в которые когда-то любила наряжаться Кирби, за деревянной прялкой, уж