— Дьяболо — что это за имя? — вдруг вскипел Альфонс. — Какой-то явно позаимствованный из средневековья вокабуляр. Уверяю вас: вы для меня ничуть не менее почтенная фигура, нежели, к примеру, врач или адвокат. В остальном, мадам Люди, я вообще неженатый человек и не имею намерений связывать себя подобными узами. Ибо женатые мужчины раньше умирают, и лучший пример тому — вы…
— Да, но я-то — не мужчина, а вдова! — искренне возмутилась мадам Люди.
Остальные пассажиры, две тетушки из Версаля со своими краснощекими восьмилетними племянниками, покатились со смеху.
— Но что вы за вдова! — с ужасом вскричал Альфонс. — Знаете, Дьяболо, строго между нами, есть такие люди, которые… ах, мне это в точности известно, что творится в их головах! Они без конца читают эти непристойные романы, доводя себя до сумасбродства. Вот послушайте. «Она со стоном попыталась вырваться из его объятий, отталкивала его, однако губы ее жаждали поцелуя». А он?
«Он прижал ее к себе, она, не помня себя от охватившего ее возбуждения, наслаждалась тем, как его нежные и в то же время сильные руки…» И так далее.
— Ну так что же вы замолчали? — воскликнула явно заинтересованная вдова Люли. — Давайте, продолжайте, раз уж начали!
И захлопала в ладоши — столь высокой ее оценки удостоился этот импровизированный отрывок.
— Я тоже мог бы писать такое, — с достоинством ответил торговец деликатесами с рю де Прувер. — Но мне не позволяет пойти на это чувство ответственности. Знаете, Дьяболо, попытаться подражать вам — такая затея изначально обречена на провал. Но, предложив вашему вниманию этот отрывок, эту скромную пробу пера, я преследовал единственную цель — доказать присутствующим, какова истинная цепа проклятым писакам. Самые страшные их муки — натрудить кисть руки писанием. На большее они не способны, у них начисто отсутствует любая практическая жилка.
Внезапно вид Альфонса изменился. Теперь он напоминал обиженного ребенка, и мне пришло в голову, что он с великой радостью подался бы в ряды этих самых писак-романистов и тут же позабыл бы о торговле деликатесами. Может, оттого и глушил себя водкой?
— Вы художник, месье Леметр, — убежденно произнес я. — Я чувствую это, потому что и сам отчасти художник.
— Благодарю. Слышать такие слова из ваших уст…
Альфонс был настолько тронут, что даже сподобился откупорить очередную бутыль, после чего раздал всем рюмки. Все пассажиры выпили за сто здоровье, и мадам Люли могла убедиться, что месье Леметр и вправду здоров.
— Альфонс, — мягко обратился к нему я, тронув его за рукав. — Позабудьте о Дьяболо и его артистических умениях. Дьяболо остался в Париже, а мы с вами вон где — уже за Нанси и к вечеру порадуем себя ужином в тени кафедрального собора.