Седьмое ноября отмечали в кафе «Космос». Сняли целый зал. Костя Дашевский, молодой, талантливый биолог, пришел со своею законной женой. И все пришли с женами или с мужьями. И все танцевали, и все веселились. Жена ненаглядного Кости Дашевского была почему-то не в меру веселой. Все время тянула его танцевать. А он только хмурился. Томно танцуя, жена так и липла к нему своим телом, и наша Полина боялась расплакаться. Федюлина ей подливала вина, а то даже водочки, чтобы Полина не плакала в голос у всех на виду. В конце концов вдруг отпустило, разжалось. Проклятая сила спиртного напитка! И слаб человек, и не может противиться.
Полина поправила светлые волосы и расхохоталась на весь этот зал.
– Цыганочку можешь сыграть мне? Сыграй! – сказала она пианисту с бородкой.
И он заиграл, завертелся, как уж. Полина схватила свой синий платочек и вышла на самую на середину. Уж как хороша была, как обольстительна! Что губы, что ноги, что волосы с лентой! Она была, кстати, на шпильках, а шпильки мешали ей в этом раскованном танце. Она их сняла, да и бросила в угол. А руки раскрыла, как крылья, и живо пошла, чуть шатаясь, все громче и громче стуча по паркету веселыми пятками. А этот, с бородкой, ей только поддакивал: любил, видать, женщин веселых и смелых. Тряся мелко-мелко своими плечами, как делали прежде шальные цыганки, под ноги которым бросали и деньги, и честь, и достоинство, и даже службу на благо Отечества, наша плясунья приблизилась к смирным супругам Дашевским.
– А ну, выходи! Потанцуй со мной, Костя!
Жена покраснела и мужу вцепилась в ремень его брюк своей правой рукою. Он вышел. И сбросил пиджак. По колену ударил себя – так, что вздрогнули рюмки. Полина вертелась волчком, задевала его то ногой, а то синим платочком, забытом в руке и нисколько не нужным. Когда же они приближались друг к другу и сладко, бесстыдно, призывно глядели друг другу в глаза, и весь «Космос» мигал, и покашливал, и изумлялся, Полина вдруг так улыбалась Дашевскому и так ее слезы лились по пылавшим, брусничного цвета щекам, что Дашевский клал руки на плечи ей, и всем казалось: попляшут еще, а потом и поженятся.
Выпитое с помощью Федюлиной вино усилило вдруг свое вредное действие: Полина упала и здорово стукнулась. Он начал ее поднимать.
– Слушай, Костя! А я ведь тебя так люблю! Умираю.
– Молчи ты, молчи! – попросил он отчаянно.
– Чего мне молчать? – удивилась Полина, поскольку была все же несколько пьяной. – Твоя вон стоит и молчит. А мне, Костя, молчать неохота. Я лучше спою.
И вдруг оглушительно-громко запела: