Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и дела (Телешев) - страница 49
С трудом больного перенесли в комнаты. На другой день его ждало новое тяжелое испытание: от имени государя явился генерал Долгорукий и оставил записку, в которой говорилось, что генералиссимусу не приказано являться к государю. Это переполнило чашу страданий умирающего Суворова. С каждым днем он угасал все больше и больше. «Зачем не умер я там, в Италии», — не раз повторял он едва слышным голосом.
В начале мая болезнь приняла острый характер. Ни для кого не было уже тайной, что дни страдальца сочтены. Окружающие напомнили умирающему об исповеди и причастии, но он не хотел еще признавать, что расчеты с жизнью покончены, и согласился не сразу. В ночь на 6 мая началась агония и бред. Умирающий произносил несвязные слова: «Генуя... Сражение... Вперед!» К утру бред стих, и жизнь великого человека выражалась лишь хриплым дыханием.
В полдень 6 мая Суворова не стало...
Люди всех званий и состояний спешили к дому Хвостова, чтобы поклониться праху славного вождя русской армии. Спокойно и величаво смотрело лицо почившего. Собравшиеся отдать последний долг не могли удержаться от слез... Плакали даже старые инвалиды, участвовавшие в походах Суворова, — люди, видевшие не раз уже смерть лицом к лицу...
Похороны Суворова происходили 12 мая. Было прекрасное весеннее утро, когда похоронная процессия тихо подвигалась из Малой Коломны по направлению к Александро-Невской лавре. Бесчисленные толпы народа наполняли собою улицы, по которым везли гроб с дорогими останками; даже крыши и балконы домов были покрыты народом, желавшим отдать последний долг почившему герою. За гробом следовало множество сановников и духовенства, войска были в том составе, какой положен по уставу для фельдмаршала. Гвардия в процессии не участвовала.
На углу Садовой и Невского, близ Публичной библиотеки стоял государь. Он был задумчив. При приближении гроба, он снял шляпу, крупные слезы текли по его щекам. Проводив процессию, он тихо возвратился во дворец; весь день был молчалив и грустен, ночь провел без сна и часто повторял: „жаль, жаль...“
Когда балдахин приблизился к воротам лавры, то многие сомневались, что он пройдет в ворота. «Не бойтесь, пройдет! Он везде проходил!» заметил один из старых солдат, бывавший в походах вместе с Суворовым. Гроб внесли в церковь; началась литургия. При отпевании не было сказано даже надгробного слова. Когда запели концерт — «Живый в помощи Вышнего», присутствовавшие не могли удерживать рыданий, но громко плакать было опасно: можно было накликать на себя беду.
По окончании отпевания, гроб внесли в нижнюю Благовещенскую церковь и здесь опустили в приготовленную могилу. В последний раз загремели Суворову пушки... Печальная церемония кончилась, а вместе с нею кончил свое земное странствование и величайший полководец русский.