— Н-не бей его!
Ленчик вырвал рукав и выругался, а Костька добавил:
— Хватит!.. Чего ты, в самом деле?
— Хватит?! У него писка, счас прошелся бы… Смотри, он мне… — Стебаков повернул руку и показал свежий, бритвенный, разрез на локте.
Костька стиснул зубы, но сказал:
— Он к тебе не лез…
Залетный подвозчик потащился со своим ящиком на полозьях восвояси, а Стебаков с Костькой двинулись дальше, к вокзалу. Но союз разладился. Ленчик по дороге несколько раз поминал драку, выставляя распоротый рукав и проясняя свое к этому отношение хорошо знакомыми на слух, но еще не освоенными Костькой стыдными словами, но Костька в основном отмалчивался.
— Ты хотел бы сам, чтобы тебя вот так же? — сказал он в конце концов, кивая назад.
— А вот это не видел? — Стебаков на ходу постучал рукой по нижней пуговице пальто.
Костьке стало противно, и он уже неприкрыто отстал, и так, на расстоянии, они и подошли к вокзальной площади. Терпели до самого темна. За все время ожидания на станции остановился лишь один состав с пассажирскими вагонами среди товарных. Надежда отдалась призрачным теплом в продрогших душах, но… К платформе, через те же ворота, где они стояли с салазками, подъехал огромный грузовик с откидными сиденьями вдоль бортов, и высыпавшие из тамбура солдаты, похохатывая, подталкивая друг друга, быстро повлезали в него, и фургон укатил.
Потом полдня толокся у перрона Вовка — ему выпала очередь идти в извоз. «Поглядим, кто из вас удачливей», — сказала мать вдогонку, чтобы особенно не переживал, если не повезет. Ему и вправду не повезло, впустую проканителился дотемна — все ждал какой-то последней минуты, пока не пришлось уже бегом гнать в Городок, чтобы успеть дойти в законное время. Расстроенным, ослабшим от стужи и голода явился Вовка домой, ноги не держали — полез на печку, пока мать разогревала на таганке его долю супа из поджаренной ржи.
— Ничего, Вов, ничего, сынок, день на день не приходится, — успокоила, как могла, Ксения, давая понять, что вины его в порожней ездке нету и что удача может прийти и в другой раз.
Но благодать почина не повторилась, хотя и Костьке, и Вовке удалось несколько раз подвезти немцам чемоданы и ранцы с вокзала до гостиницы и комендатуры. Немцы благодарили больше словами — данке, данке! — да изредка остатками сигарет в красивых пачках или конфетами в трубках — дали однажды Вовке такой столбик леденцов. Сигареты были платой выгодной — Трясучка за них давала и хлеб, и крупу. Почуточке, конечно, но никогда не скаредничала. Сама она добывала еду на базаре: меняла вещи, посуду, обстановку; жила в свое время в достатке и удобстве, барахла ей могло хватить надолго.