— На, подержи, — сказала Ксения, передавая ему дочь. — Надо за вещами сходить…
Она скинула мешок и, неуверенно ступая, направилась туда, где они в страхе бросили корзину.
Лена, минуту назад прижатая к земле и отчаянно пищавшая под материным телом, спокойно смотрела на брата, тянулась рукой к его лицу и что-то лопотала. Она щурилась от яркого света дня, залившего все вокруг.
Невдалеке сошлись в одном месте несколько человек, оттуда долетали приглушенные голоса. Кто-то наклонился над травою…
— Что там, мам? — тихо спросил Костька, когда Ксения вернулась к детям.
— Дедушку, сынок, убило…
Кровь снова отлила от Костькиного лица. Он переступил ногами и сглотнул тошноту.
— Давай быстро, сынок, быстро! — Ксения опустилась на колени. — Я сейчас золотку нашу переверну…
Она торопливо перепеленала дочь и, захватив свободную ручку корзины, твердо зашагала с сыном по скрытым травою кочкам и рытвинам подлеска, держась подальше от голого полотна шоссе.
3
Большой выход — погреб в сухом углу двора — осенью заполнялся чуть ли не доверху: туда ссыпали картошку, ставили заново выпаренные кадки с огурцами и капустой, кадушки с грибами. В летнюю пору он пустовал — молоко, квас да яйца хранили в дому в подполе.
Когда понукаемая невесткой Ксения спустилась с детьми в подвал, она не сразу нашла, где и присесть: на скудном пространстве, тесно сплотившись на закиданном соломой земляном полу, пережидали беду несколько женщин и все их малое племя. Острые глаза впились в нового человека — Ксения оробело оглянулась.
— Устраивайся, устраивайся, — ободрила сверху невестка. — Кинь наземь что и садись, и ребяты пусть. — Она указала рукой в дальний конец — Теснее, бабы. Вон на картошку можно, на остатки, — детей или что…
Крышка опустилась. В темноте Ксения пошарила свободной рукой подле себя, в прореху соломы тронула ладонью стылый пол и подгребла к ногам немного сухих скользких стеблей.
Костька жался к матери, влек цепкими руками книзу; Ксения, оберегая стянутую одеялом дочь, присела.
— Мам!..
— Чего?
Костька, оборвав шепот, придвинулся ближе и задышал в самое плечо:
— Мы тут и будем?
— Там же убьют, сынок… — Ксения подняла глаза к потолку. — Слышишь, как…
Она не успела договорить: круто, словно оседая вглубь, дрогнула земля — и прянуло в глухую темь сердце, заметалось там без привязи. В щели подволока засочилась пыль.
— Ой, господи!..
— Спаси и помилуй!
— Матушка, царица небесная!
«Сами себя отпеваем», — успела кольнуть мысль, пока Ксения вздымалась с колен. Голосили дети, стенали бабы, старухи торопливо поминали бога.