— Тихо вы все! — неожиданно, потеряв самое себя, шумнула Ксения. — Таиться надо, а вы что же? Может, уж тут они…
— Тута?!
— А то… Взрыв такой…
Ксения была городская, другой жизни, уже что-то, может, повидавшая из катившейся беды, слова ее ложились твердо и казались верными, и бабы притихли. Сверху донеслись автоматные очереди, еще незнакомые слуху. Потом вроде бы по улице проехали машины…
— Ой, как же я так!.. Я ж избу не заперла… — испуганно произнес кто-то за спиной Ксении. На голос никто не отозвался.
— По дороге всех пулями решетили, с неба… — вполголоса проговорила Ксения. — Подле нас дедку старого убило.
— Убило?..
— Ой, бабы!.. И нас бы тоже чуть… Вершок какой…
Наверху скрипнула дверка, кто-то приблизился к сходу, взялся за откидную крышку…
— Дуся!..
В ровном просвете, зажав ладонью рот, склонилась над лестницей Ксеньина невестка. Вот она опустила неверную ногу на ступеньку, затрясла головой.
— Дуся…
— Бабоньки-и!..
Перепуганный голос хозяйки погреба вызвал общий страх, глухо завыли женщины, заревели в голос ребята.
— Ну, чего там? Чего там, Дуся?
— Наверх зовуть… Всех, кто есть…
— Кто зовет?..
Все бабы, будто прошитые одной холодной ниткой, вытянули шеи к отверстому лазу.
— Оне зовуть, — Дуся повела рукой за плечо, — на мациклетах прикатили.
— На мациклета-ах!..
Дуся отерла подолом глаза, всхлипнула:
— Говорить так… быдто лають…
— А роги?
— Не видала, бабы. Каски железные на них. Можеть, под ними…
— И зовуть?
— Ага. Всех собирають. У конторы. Бомбу в нее кинули, там Никита Лунев хоронился, весь угол развалили. И Никиту — царство небесное…
Снаружи гулко громыхнула короткая очередь, Дуся осеклась и обернулась к выходу:
— Вот оно… Опять стреляють, предупреждение дають… Пошли, бабы, а то ведь оне…
— Боже ж ты мой!..
…Рогов у немцев не было — старухи тоже, видно, городили с чужих слов, — и выглядели они как обычные люди: так же передвигались по земле, так же следили глазами за сбившимся в кучу народом и вполне понятными жестами указывали, что надо делать. Однако голоса их — как сперва показалось, высокие — никак не вязались с привычным представлением о себе подобных, и поначалу Ксения вздрагивала всякий раз, как раздавалась чужая речь. Но постепенно ухо обвыкло.
Наружная стена конторы была разбита взрывом: венцы угла разошлись, голыми ребрами торчали вывернутые бревна. Рядом, на дороге, косо откинув грязно-кровяную голову, лежал Никита Лунев, сельсоветский сторож. В ногах у него валялась всем знакомая длинноствольная берданка. От крыльца тянулся промятый в пыли след, видно было, как волокли Никиту из его последнего прибежища.