Личиха тяжело вздохнула и осталась сидеть Молча, потом, когда хозяйка, принеся из комнаты сиденье, устало опустилась у стола, не выдержала и всхлипнула, прикрывая глаза снятым с головы платком. Валентина втихомолку глядела на нее и морщилась.
— Вот, — сказала Личиха, высмаркиваясь и утираясь тем же углом платка. — Выгнали… Из своей хаты выгнали… К тебе определили.
Ксения молчала.
Личиха покашляла, прочистила голос, но продолжала со слезой:
— Некому заступиться тепере… Как Егор утоп, так и все пошло прахом, вся жизня моя сменилась…
— Конечно… — Ксения не знала, что говорить. Где-то в глубине души ей жалко было Личиху. Свежи были в памяти дни, когда металась она по берегу и выла, выискивая по течению мужнино тело, спускалась по реке через весь город до самой Прокуровки, где многие льдины вынесло на заливные луговища. И все причитала, все кляла себя в голос за то, что не отговорила его от отчаянной затеи. Ходил слух, что и сестер ее в деревне не обошла беда, что у младшей сгорел дом.
— Может, в сарайку мы пока? — проговорила Личиха. — У меня-то они и ее заняли, загрузили всю ящиками и замок свой навесили. А счас и ночами теплей стало… А там как бог даст…
— Смотри…
Ксению охватили усталость и равнодушие. Все-таки есть на свете какое-то странное предчувствие, подумала она. Вот сегодня, пока она — безо всякого просвету и желания, с большой натугой, ну просто через силу — протирала слабой хлоркой полы и стены и полдня расставляла по-новому тяжелые связки кресел (на вечере, как ей намекнули, ожидалось большое начальство и награждение солдат орденами), она отчего-то начала бояться конца дня, точно он мог принести ей новую беду. Какую еще, господи? Когда увидела хитроглазых ребят на крыльце, успокоилась, но покой оказался лишь до порога…
— Тут ведь теперь не поймешь, кто и хозяин: и самою могут из собственной хаты выпереть.
— Ой, да-а!.. Да-а!.. — Личиха опять, вспомнив свои дела, приткнула к носу платок и всхлипнула. Но скоро отняла, задышала ровней. — Ты иди пока, — обернулась к дочери, — счас пойдем вещи носить…
Валька тут же поднялась и вышла. Личиха слегка привстала и снова села — узкая табуретка была не по ней — и уже с большей смелостью продолжала:
— Он ведь и к тебе захаживал… Все пьяный открывал…
— Кто? — Ксения откликнулась машинально, в следующую же секунду уже все уразумев.
— Егор мой…
— Ты не заводи об этом разговор. Тут все не про него лежало!.. — Старый витой стул чуть не завалился от быстрого движения Ксении. Она встала и шагнула — сама не зная куда: к зальной двери, потом к выходу. — Он муж твой был…