Но одна только мысль о Джессике, сидящей среди них, Джессике, которую принимали, но едва терпели, приводила его в неистовство. Несмотря ни на что, он не жалел ни об одном своем слове.
Что ему еще оставалось?
— Итак. — Он потер руки, словно Понтий Пилат, совершающий ритуальное омовение. — Это все, что я хотел сказать.
Марк сошел с кафедры. Первые три шага он сделал в полной тишине. Через мгновение толпа разом вскочила на ноги, осыпая его бешеными рукоплесканиями и одобрительными возгласами.
Марк остановился. Он не мог поверить своим ушам.
— Вы что, обезумели? — громко крикнул он. — Я только что обозвал вас младенцами и малодушными трусами!
Его никто не слушал. Свист, крики, аплодисменты раздавались со всех сторон. Марка тут же окружили; его хлопали по плечу, поздравляли и благодарили, хотя он сделал все, чтобы его возненавидели.
— Великолепная речь, сэр Марк! — заявил Толливер. Его глаза сверкали.
— Какая искренность! Какие справедливые обвинения!
— Я вдохновлен. Я горю желанием начать праведную жизнь.
— Все в восхищении, — снова подал голос Толливер. — Кроме… м-м-м… мистера Льюиса. Кажется, он немножко сердится. И миссис Фарли — она уже уходит.
Марк повернулся к выходу. Среди моря людей было трудно разглядеть что-то, кроме чужих шляп, широких рукавов и пышных юбок. Но ему достаточно было увидеть лишь ее локоть — или даже кончик мизинца, — чтобы узнать ее из тысяч.
Она уходила. После всего этого она уходила, не сказав ему ни единого слова!
— Толливер, — быстро произнес Марк, — окажите мне услугу. Ставьте подножки любому, кто захочет меня задержать.
— Что, сэр?
Но времени объяснять у Марка не было. Распихивая толпу локтями, он начал пробираться к выходу, вдогонку за Джессикой. Он не собирался ее отпускать — ни за что. Только не сейчас.
— Джессика!
Ей не хотелось оборачиваться — особенно когда она услышала его голос. Не хотелось смотреть ему в глаза, разбираться с собственными сложными ощущениями, обрушившимися на нее, словно лавина.
Но его шаги звучали все ближе и ближе. Должно быть, он бежал от самой церкви.
— Джессика, — повторил он.
Она остановилась.
— Сэр Марк. Я же говорила вам — не надо меня романтизировать. Вы… вы самый милый глупец на свете.
— Так вот что, по-вашему, происходит? — Он тоже остановился. — Вам кажется, что я вижу не вас, а некий идеальный образ? Разве вы не слышали ни единого слова из того, что я сказал? Дело не в вас.
— Не во мне? Значит, вы только что просто разыгрывали героя?
— Джессика.
— Я совсем забыла. Вы же и в самом деле рыцарь. Вам был пожалован титул. Неудивительно, что время от времени вы хотите ему соответствовать.