Посвятить свою жизнь благотворительности было почетной, достойной уважения задачей. Но мать довела ее до абсурда, щедро раздавая беднякам скромное семейное состояние до тех пор, пока от него почти ничего не осталось. Из трех братьев Марк был единственным, кто более или менее понимал, почему она это сделала. И ему совсем не нравилось, что он так легко смог найти смысл в поступках безумной. Это означало, что он способен видеть мир ее глазами.
Возможно, именно поэтому он захотел искать убежища в знакомых краях. Политика вызывала у Марка отвращение. Даже если бы он и решился отдать себя служению бедным, то не стал бы заниматься управлением работными домами. И все же…
Ему часто приходило в голову, что единственной его задачей на этой земле является борьба с наследием собственной матери. Она держала планку так высоко, что признавала только совершенных людей — он написал практическое пособие по целомудрию, предназначенное для людей обыкновенных. Она впадала в ярость по малейшему поводу — он всю жизнь работал над тем, чтобы обуздать свой буйный темперамент. Она доводила до крайности любое благочестивое намерение — Марк выступал за умеренность.
Поэтому он не сказал «нет». Пока еще не сказал. Возможно, ему как раз предоставился шанс доказать, что он может послужить общему благу и помочь бедным и в то же время смирить свой нрав.
Возможно.
Он вернулся сюда, в дом своего детства, хранилище бесчисленных воспоминаний. Это место казалось ему вполне подходящим для принятия сложного решения; ничуть не хуже других. Нет, лучше. Он хотел уединенности и получил ее — хотя и в меньшем объеме.
Сегодня, когда дождь с самого утра барабанил по крыше, был лучший день из всех.
Приходящую служанку, убиравшую дом, он отослал еще в полдень, а мальчик, который присматривал за садом, приходил через день.
И что было лучше всего — при таком ливне дорожки развезло и грязи на улице было буквально по колено. Вряд ли кто-то в здравом уме осмелится навестить его сегодня. А если очень повезет, подумал Марк, ему удастся избежать любого общения вплоть до самого пикника, то есть еще два дня.
У него будет достаточно времени, чтобы все взвесить и обдумать.
Удобно устроившись в кресле с одним из старых дневников матери в руках, Марк вдруг услышал стук в дверь и еле сдержал стон.
Пару секунд он сидел неподвижно, смотрел на огонь в камине и раздумывал, что будет, если сделать вид, что он ничего не слышал. Это вполне мог быть преподобный — несомненно, со своей несчастной, забрызганной грязью дочерью.
Воображение внезапно нарисовало ему совсем другую картинку. А что, если это миссис Джессика Фарли, в промокшем платье, вся усеянная сверкающими каплями дождя? Может быть, она сбилась с дороги, промокла и нуждается… конечно нет. Какая глупость? Что за нелепые мальчишеские фантазии! Их время — глухая темная ночь; тогда он сумел бы справиться с неизбежно возникающим в таких случаях желанием.