– Ишь! Каков батька-то! Не пропал…
– Он у нас такой, – улыбнулась Соня.
– Подумать только! – встряла сверху Зыкова. – Его в тайгу упрятали, в Тмутаракань, а он и там огород развел! Во мужик… С охотничьих стойбищ к нему за семенами ездят! Вот на ком деревня держалась… Поразогнали…
– «Ребята с нами не поехали, побоялись. Разъехались кто куда. Не видала ли кого? Как и где они устроились?»
По мере того как Зина подбиралась к концу письма, лицо Сони менялось. Оно словно освещалось изнутри, озарялось умиротворением и покоем.
– «Хотим с матерью узнать, как дела у тебя и Вари. Будем ждать письма. Напиши, как там наш дом в Останкове. Часто снится ночами. Передай низкий поклон отцу Сергию и матушке Александре.
Остаемся твои родители Данила и Варвара Кругловы».
Соня сложила письмо, поцеловала мятую бумагу и убрала. Ей тоже часто снился дом. Во сне она приходила туда с маленькой Варей, искала родных, но никого не могла найти. Это были тяжелые сны.
В записке Маши, вложенной в родительское послание, была весточка о дочери. То, что Варя в Буженинове, рядом с Асей, несколько успокаивало Соню. Ей хотелось думать, что у дочки все хорошо. Очень хотелось так думать.
…Под утро барак совсем выстыл. Соня дрожала, хотя лежала в одежде. Короткий сон не принес отдыха. Вот, кажется, едва забылась, и тишину разбил первый удар по стальному рельсу. За первым ударом последовали другие – стальные рельсы противно зазвенели по всей территории. Заскрипели замки, захлопали двери бараков.
Превозмогая себя, измотанные, не отдохнувшие, женщины поднимались со своих нар, чтобы успеть собраться до прихода охраны.
Распахнулась дверь, впустив внутрь клубы холодного пара, вошел надзиратель.
– Копаетесь, суки? – с ходу заорал он. – Выходи строиться!
Это был Красавчик, прозванный так за уродливый шрам через все лицо. Соня с первых нот его голоса определила, что Красавчик с похмелья, и потому особенно зол. В такие дни он становится просто зверем.
Соня осталась лежать, чувствуя, что даже ступить на больные ноги сегодня не в состоянии.
– Тебе, Круглова, особое приглашение?
– Я больна, – отозвалась Соня. – Встать не могу.
– Что?! – Надзиратель подошел поближе. Сдернул одеяло. – Опять? Месяц назад в больнице валялась, понравилось?
– Ног не чувствую, – сказала Соня, – идти не могу.
– Что ж, прикажешь тебя на руках отнести? – издевался Красавчик. Оставшаяся дежурить по бараку Зина с тревогой наблюдала за их диалогом.
– Хоть на руках, хоть волоком, – устало отозвалась Соня. – Только не ходок я нынче.
– Вон как ты заговорила, кулацкое отродье… – зашипел надзиратель. – Карцера захотелось…