Вячеслав Иванович репетировать при директоре явно стесняется. Нервничает. Сейчас объявит перерыв. И точно:
– Пять минут перерыв и приготовиться на финальную часть.
А сам – прямиком к директору. Варе было ужасно интересно, что же скажет директор по поводу спектакля. Но тот лишь поинтересовался:
– Это чьи стихи?
– Пролетарский поэт Ярослав Родняр написал, – с достоинством ответил библиотекарь. – Сила!
Директор пожевал губами, оглянулся на Августину и негромко предложил:
– Может, лучше бы уж Маяковского?
Вячеслав Иванович, кажется, слегка обиделся за пролетарского поэта. Даже не побоялся возразить директору:
– Маяковского мы уже ставили, а этого нет. Чем же плох Родняр?
Директор неопределенно пожал плечами и усмехнулся краем рта.
Августина подошла к Варе.
Девушка с замиранием сердца ждала замечания. Но Августина лишь сказала:
– Варя, к тебе пришли.
– Кто? – Девушка встрепенулась, глаза ее недоверчиво сверкнули.
– Гость. Вернее, гостья.
Вдруг в этих глазах плеснулась надежда, а потом – боль. Варя мимо Августины вылетела в коридор. Никого. Пролетела в холл. Там, под портретом супруги Ильича, Надежды Константиновны, сидела женщина, которую Варя знала. Увидев, что вспыхнувшие надежды не оправдались, Варя не сумела скрыть разочарования.
– Опять вы? Зачем вы ко мне ходите? – насупилась и отвернулась к окну.
– Варя, мы с тобой не чужие, – ласково начала женщина. – Я сестра твоего отца.
– Я не знала отца. Он пропал без вести, – отчеканила Варя строго.
– Да… Но ведь у него остались родные. Неужели тебе не хотелось бы…
– Это вы-то родные? – развернулась Варя, и глаза ее – яркие, большие, выразительные, недобро сверкнули. – Попы? Да если хотите знать, я из-за вас здесь оказалась! Маму из-за вас арестовали! Это вы к нам в коммуну приехали и все испортили! А вас никто не звал! Все из-за вас!
– Что ты, Варя! Опомнись, девочка. – Маша Вознесенская дрожала, видя, как на лице Володиной дочери проступают пятна гнева. – Мы – твоя семья. Твои бабушка и дедушка хотели забрать тебя, когда все случилось, но тебя им не отдали. Так уж получилось…
– Вот и замечательно! У меня теперь другая семья. Это комсомол. Ясно? И не надо сюда больше ходить.
Маша, все еще не теряя надежды пробиться сквозь стену, разделяющую ее с племянницей, совала той в руки бумажный кулек с пирожками.
– Что это?! – отмахнулась Варя, как от заразы. – Что вы мне тут суете?
– Варенька, но ведь сегодня Рождество…
– Рождество? Я комсомолка и такого праздника не знаю, – холодно закончила она, развернулась и ушла.
А Маша осталась стоять со своим кульком и стояла так, пока к ней не подошла Августина.