Соня Круглова на концерт опоздала. Она возвращалась со смены, когда на краю поля ее окликнули:
– Софья Даниловна!
Она оглянулась и чертыхнулась про себя. Принесла нелегкая. Ленька Кожаный собственной персоной. Ленька мало изменился за последние годы, разве что слегка округлился да облысел. На нем была все та же кожаная куртка, только теперь без портупеи.
– Вы нас, Леонид Матвеич, не забываете.
– Не обольщайся, Круглова, случайно заглянул.
– Так вы шли бы к клубу, там концерт нынче.
– А я не хочу к клубу, Круглова. Я к тебе хочу.
И, не говоря лишних слов, Кожаный обхватил женщину руками, ухватил пониже спины, где кончалась телогрейка, сжал больно. Только Соня была женщина не хлипкая, она приподняла Леонида Матвеича и как-то так легонько в сторону отставила. Отряхнула его с себя и двинулась дальше.
– Круглова, ты зря это! – крикнул он ей вслед. – Я ведь не шутки ради это к тебе. Я знаю, что ты женщина серьезная.
– Знаешь, тогда чего лезешь?
– Я это… замуж выходи за меня.
Сонечка остановилась.
– Чего?
– Я, Круглова, тебя с ребенком возьму. И не посмотрю, что ты – дочь кулака. Будешь со мной как за стеной, Круглова. Я теперь в силе, у меня власть в руках.
Видя, что женщина молчит, Кожаный воодушевленно продолжил:
– Мы с тобой заживем, Соня…
И он снова приблизился к ней и ловко запустил руки под телогрейку. Соня коленку вперед выставила, и случайно так у нее это получилось – Кожаный от боли пополам согнулся, а она дальше пошла.
– Сука! – прошипел он ей вслед. Она не отреагировала, тогда он продолжил: – Подстилка белогвардейская! Знаю, от кого дите-то нагуляла!
Она остановилась и повернулась в его сторону. Кожаный почти распрямился, но все еще продолжал держаться за дерево.
– Вон, родственнички-то наведать прибыли, стоят у клуба, на внучку глазеют.
– Кто? – не поняла Соня.
– Поп с попадьей, кто! – гаркнул Кожаный. – Ну погоди, Круглова, достану я тебя!
Но Соня больше его не слушала. Она бежала в коммуну, на площадь, издали увидела Вознесенских, подбежала и обняла матушку Александру. На них оглядывались. Соня увела своих гостей к себе в дом, послала соседкиного мальчика за Варварой и совсем забыла про Кожаного, потому что такое человеческое тепло излучали эти двое, такое тепло, что она почувствовала себя маленькой и счастливой и очутилась в другой жизни. Она плакала, и матушка Александра плакала. А когда пришла Варвара, то строго уставилась на мать и покачала головой, как взрослая. Варвара не понимала, зачем материны гости так на нее смотрят, но не посмела возразить, когда батюшка поднял ее и усадил к себе на колени. Строгая девочка Варвара вмиг подпала под обаяние отца Сергия и воздержалась говорить с ним о вреде религии. Она даже согласилась отведать кусочек кулича и съесть яичко. Гости ей привезли книги. Здесь были сочинения Некрасова и томик Пушкина. На обложке одной из книг имелась красивая надпись: «Ученику третьего класса Владимиру Вознесенскому за успехи в учебе и примерное поведение».