Панов, зажмурившись, обреченно сделал несколько шагов, стараясь не замечать отвратительного ощущения, когда вода поднялась выше колен. Передвигаться было тяжело, а тело, с берега казавшееся совсем рядом, словно постоянно отдалялось. Наконец Панову удалось ухватить его за что-то скользкое, и он потянул на себя. Это оказался острый носок сапога. Он начал медленно тянуть девушку к берегу, отступая маленькими шагами.
– Волгин! – крикнул Метелицын. – Сюда давай!
Когда сержант подтащил тело к берегу, судмедэксперт и следователь подошли ближе и, наклонившись, все вместе вытянули его.
– Тянем-потянем – втянули репку, – усмехнувшись, прокомментировал Волгин, вытирая руки тонким платком.
Панов, тяжело дыша, выпрямился. Брюки его были насквозь мокрыми выше колен, и сержанта уже начинала колотить дрожь.
– В машину беги, – распорядился Метелицын. – Переодевайся.
Панова не надо было уговаривать, он быстро пошел к машине, и при каждом его шаге из ботинок выливалась вода.
– Ну что, нам можно теперь идти? – переминаясь с ноги на ногу, спросил пожилой мужчина, державший на поводке крупную овчарку. Собака вела себя смирно, однако, когда девушку вытащили из пруда на берег, стала рваться с поводка и громко залаяла. Хозяин пытался ее успокоить, сдерживая поводок и повторяя: «Фу, Лорд, фу!»
Всего полтора часа назад Николай Павлович Говорухин гулял со своим любимым псом в парке Школьников, как и всегда по утрам за последние четыре года – с тех пор, как Лорд появился в его доме. Прогулки эти происходили практически одинаково: три-четыре круга по парку с короткими остановками и одной подольше, как раз вот тут, возле пруда, стоять возле которого нравилось им обоим – и хозяину, и псу. Потом домой, где каждого из них ждал свой завтрак, заботливо приготовленный Валентиной Васильевной, женой Николая Павловича. Сама она прогулок с Лордом никогда не совершала по причине развивающегося артрита, мешавшего ей не только выходить из дома, но и подбирать удобную обувь, поэтому Николай Павлович и Лорд гуляли вдвоем. Но приготовление еды было святой обязанностью Валентины Васильевны, так что по возвращении хозяина всегда ждали горячие оладьи или блинчики с вареньем, а его питомца – огромная миска супа с пельменями, а если у хозяйки было совсем хорошее самочувствие, так и бульон с куриными потрохами.
Николай Павлович посмотрел на часы. Была половина десятого утра. И блинчики, и суп давно безнадежно остыли, и сама Валентина Васильевна уже три раза звонила спросить, куда запропастились ее домочадцы, ибо Лорда оба пенсионера почитали за члена семьи. Николай Павлович ответил кратко: задержались по одному делу, все в порядке. Не мог же он сказать по телефону правду, что три часа назад, когда они уже завершали свой моцион и подходили к пруду, чтобы постоять у него минут десять-пятнадцать, Лорд вдруг ощетинился, зарычал, а затем стал грозно лаять, прыгая вокруг хозяина и всем своим видом показывая, что в пруду находится что-то страшное и непонятное.