— Излишние процессы? Это миллиардные убытки для транснациональных корпораций. Это целые регионы, которые останутся не у дел. Нас поубивают.
— Ах, оставь, Лешенька, — встрял Панин. — В научном мире так не делается. Научную мысль и прогресс не остановить.
— Так ли это?
— Конечно, так, — резко произнес Галустян, и стало понятно, что он сам не раз задумывался над этими вопросами. — Да и пока твои транснациональные корпорации, или масоны, или кого ты там еще боишься, расчухаются, мы уже получим патент и растиражируем весь процесс.
— Если успеем.
Зимняя неуютная ночь. На крыше института хулиган-ветер колотил отодранным жестяным листом, издавая раздражающие звуки. Тучи заволокли полную луну. Гудела низко, как-то утробно аппаратура и шуршали вентиляторы в системных компьютерных блоках. Заканчивалась последняя серия опытов, и вся группа дневала и ночевала в лаборатории.
— У тебя мания преследования, Лешенька, — снова подал голос Панин. — Ты хоть сам веришь в эти страшилки?
Бруевич пожал плечами… Ни во что он не верил. Даже пытался убедить себя, что, действительно, так не бывает.
— Не знаю. Верю, не верю. Жизнь покажет.
— Успокойся. Давай лучше хлопнем по стаканчику вина, — предложил Галустян.
Он любил вино. И хлопать по стаканчику для успокоения и поднятия тонуса стало для научной группы традицией — хорошее красное вино прекрасно вымывает дурные мысли и настроения.
Бруевич встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Он сидел в одиночестве за пластмассовым столиком в пивнухе с громким названием «Баварский сувенир». Перед ним стояла опустевшая кружка вполне приличного пива и лежали два разорванных пакетика со спинками воблы. Бар был средней руки на окраине Москвы рядом с автовокзалом, на который Бруевич прибыл в девять вечера прямо из Стрельничего, где его высадил шофер «КамАЗа». Потолок в помещении был так низок, что, казалось, стоит встать резче — и упрешься в него головой. Вдоль стен шли декоративные закопченные бочки. Лампы не слишком активно развеивали полумрак. Цены не особо кусали, но и не радовали дешевизной, что тоже было не так уж плохо — хоть опустившиеся ханыги не донимали.
Он вздохнул. Тот разговор состоялся три месяца назад. Галустян — отличный мужик, аккумулятор идей, организатор, который смог заставить их коллектив работать с полной отдачей. Теперь его нет. И Панина нет. И как ни крути, выходит, что именно он, Бруевич, был прав тогда. Теперь он остался наедине против могущественных сил, с которыми бороться — это как пытаться развести руками ураган.
Первые часы он просто не верил, что находится в такой заднице. Потом был короткий период привыкания. После пришло понимание, что это теперь его существование, и иного у него просто быть не может. Оставалось принять как данность, что все кошмары реализовались. Теперь его жизнь, как яичная скорлупа — такая же хрупкая и ничего не стоит. Теперь он уже не просто Леха Бруевич, компьютерный маг и дамский угодник, а дичь, которую будут гнать, пока не загонят и не набьют из нее чучело.