— Выпьем за принятое мною решение, — проговорил я, перестав улыбаться. — Знаете, какое?
— Надеюсь, разумное, — пожал плечами Актер.
— Сдаюсь, — кивнул я. — Послать бы вас всех по известному адресу, но… Жизнь дороже. Сейчас выпьем, и поеду я туда, куда вы скажете. Только если Петр меня прикончит, это на вашей совести будет.
— Ну что ты, Валентин…
«Ну что ты, мой мальчик! Как ты мог подумать?!» — говорили и лицо, и фигура Актера.
— Устал я от вас всех. Делайте свои эксперименты, а мне жить дайте. За это и пью! — я поднес бокал к губам, но остановился. — Может, девушек позовем?
— Конечно. Счастливый финал всегда в компании девушек! — кивнул Актер.
Он поверил, что я сдался. Но вот поверили ли в это те, кто сейчас слушал нашу беседу? К правому рукаву недешевого актерского пиджака пришпилена оригинальная запонка. Можно предположить, что «их благородие» просто пижон, но мне хватило тренированного зрения, чтобы разглядеть запонку, которая была вовсе не пижонским атрибутом. И берег ее Актер, лишний раз рукой не тряс, старался держать рукав поближе ко мне, запонкой вверх. Вот она — «прослушка»!
— Милые женщины! Поздравим Валентина с его мудрым, продуманным решением! — произнес Актер вошедшим в комнату Ирме и Любе.
— Поздравим! — кивнул я. — Я продаю собственные убеждения, отрекаюсь от собственных принципов. Плюю на всех, все и вся! На товарищей погибших плюю! — я выпучил глаза и по-звериному оскалил зубы. — Потому что хочу жить! — с этими словами я залпом выпил вино и тут же продолжил: — Спасаю свою шкуру на радость этому господину и его хозяевам, — кивнул я в сторону Актера и тут же вновь наполнил собственный бокал. — Жить хочу, девчата!
Второй бокал я также осушил, ни с кем не чокаясь.
— Музыку! Хочу музыку по этому поводу! — я подошел к ДВД-проигрывателю, поставил первый попавшийся диск.
Помещение наполнилось приятными ритмами зарубежной эстрады семидесятых годов.
— Да, да, девушки! Лучше быть продажным гадом, но живым! Ваш всеобщий друг сумел меня в этом убедить! За него следующий тост!
Я шумно чокнулся с несколько ошалевшим Актером и еще более обескураженными женщинами. Актер выпил вино, вернул бокал на поднос.
— И еще один тост! — я распалялся все больше и больше, чувствуя, что от выпитого вина мое лицо начало краснеть. — За прогресс, которому ничего не сможет помешать!
С этими словами я налил вина сперва себе (наплевав на застольный этикет), потом девушкам, потом «их благородию».
— И еще тост! — заорал я, хотя вино еще не было даже пригублено. — За то, чтобы все добрые, талантливые, умные люди наконец объединились в кодлу и пошли мочить всю возможную нечисть.